Большие люди
Шрифт:
— Ну-ну, — злорадно улыбается Георгий. — А потом ты не заснешь.
— Почему?
— Потому что начнутся фейерверки!
— Черт! Вот все-таки за городом, в своем доме жить гораздо лучше.
— Гриш… — такое ощущение, что из младшего мгновенно выпустили весь воздух. — Прости меня…
— Да ладно, — у старшего голос тоже виноватый. — Ты тоже прости меня, ляпнул, не подумав. Что теперь вспоминать, дело прошлое.
— Люся, кто это был?
— Ба, я же
— Да сядь, не суетись, я сама все сделаю, — бабушка отнимает у нее чашки. — Что-то раньше к тебе клиенты на дом не являлись.
— А он ничего, — вступает в разговор мать. — Мелковат только. Зато с машиной. Кем он работает, доча? Квартира своя есть, один живет?
Началось…
— Это. Просто. Клиент, — раздельно, по словам. — Я пошла спать. Спокойной ночи.
— Спокойно ночи, Люсенька, — отвечают мать и бабушка слаженным дуэтом. И нет никаких сомнений, что в ее отсутствие состоится внеочередное заседание военного совета с отнюдь не новой повесткой дня: «Как нам пристроить Люсю?».
Глава 5. Большая ошибка
— Георгий, Георгий… Вы меня очень разочаровали…
— Константин Сергеевич, я все осознал!
— Ну как же так, голубчик, — врач снимает очки, трет переносицу. — Это не шутки же — такой был перелом сложный. На ноги вас поставили чудом. А вы… ну как ребенок, честное слово!
Гоша смущен. Сначала брат, потом Лютик, теперь вот его лечащий врач, заведующий травм. отделением, а также зав. кафедрой травматологии и ортопедии, Казанцев Константин Сергеевич. Все его ругают, все о нем беспокоятся. Безумно неловко.
— Рассказывайте. Что сейчас делаете?
Гоша вздыхает и подробно пересказывает Люсины инструкции.
— Так-так… Все верно. Большего трудно сделать в данной ситуации. Главное, Георгий, вот так и продолжайте. И второй курс массажа не затягивайте. Кто с вами работает?
— Простите, не понял?
— Массаж вам кто делал?
— Люся. В смысле, — поправляется, — Людмила Михайловна.
— Пахомова?
— Да, точно, — он вспоминает Люсину фамилию. — Пахомова.
— Ну, хоть тут я могу быть спокоен, — удовлетворенно кивает Казанцев. — Хоть тут за вами присмотр будет. За Людмилу Михайловну держитесь, слышите?
— А вы… — Гоша удивлен, — вы ее знаете?
— Кто же Пахомову не знает? Один из лучших специалистов в городе, руки золотые. Так что вам повезло. Толковый массажист в вашем случае — это половина успеха, залог выздоровления.
— Я так и понял, — Гоша встает, протягивает руку врачу. — До встречи, Константин Сергеевич.
— До встречи, — тот отвечает на рукопожатие. — Надеюсь, в нашу следующую встречу увидеть положительную динамику. Людмиле Михайловне привет.
— Ну, что сказал Казанцев?
— Да так…
— А конкретно? — настаивает Григорий.
— Ругался, — сознается Гоша. — А еще велел выполнять все Люсины рекомендации и вообще — держаться за нее.
— В каком смысле — держаться?
— Да уж явно не в том, в каком ты подумал! Хотя… — с усмешкой, — я бы и в этом смысле не отказался… подержаться!
— Нет, — недоверчиво качает головой брат, — ты явно с мозгами не дружишь.
— Да ну тебя, — отмахивается Георгий. — Не лезь не в свое дело. А представляешь, кстати… Казанцев Люсю знает!
— Ну и что? — Григорий невозмутим. — Он же мне ее телефон и дал.
— Да?!
— Да. Сказал, что это очень хороший специалист. А что тебя удивляет?
— Да я как-то… и не думал даже… Казанцев — это ж величина… светило наше… А Лютик — она простая, вроде бы…
— Ну, видимо, не такая уж и простая.
— И ты на этого человека орал!
— Всю жизнь мне это теперь будешь поминать?!
Остолбенел. Вот как вышел из машины, так и остолбенел, когда ее увидел. Не ожидал такого, не был готов.
Пуховик, джинсы, спортивные ботинки — всего этого не было. Зато были коричневые брюки свободного покроя, короткая каракулевая то ли шубка, то ли куртка — мех органично сочетался с вязаными рукавами и отделкой кожей. Дополняли все это великолепие тонкие кожаные перчатки, изящный клатч и такая копна волос, обычно убранных, что и шапка не нужна.
Гоша не сразу нашелся, что сказать. Ему комплименты всегда легко давались, а тут как-то вдруг растерялся.
— Привет, — Люся подошла к машине. — Ничего, что я на каблуках сегодня?
— Ничего, — он наконец-то обретает дар речи. — Если что — я подпрыгну.
А потом демонстративно встает на носки своих тонких кожаных туфель и целует ее в щеку.
— Гош, ты чего?!
Смутил, ой, смутил Лютика! К нему возвращается утерянная уверенность, а настроение, и без того бывшее не самым пасмурным, зашкаливает теперь за оценку «превосходное».
— Чего-чего… У меня рефлекс — целовать красивых девушек. Кто тебе виноват, что ты такая красивая, что я удержаться не могу.
Она не находится с ответом и вообще — выглядит растерянной и смущенной. И возобновляется разговор уже только в салоне темно-синего «Ауди», под мерное урчание немецкого мотора.
— Гоша, ты гимнастику делаешь?
— Угу.
— Тогда рассказывай.
— Что тебе рассказывать? — он даже на секунду отрывает взгляд от дороги.
— Порядок упражнений.
— Люсь, ты шутишь?!
— Тебе веры теперь нет, — к ней вернулась былая невозмутимость. — Так что доказывай, как ты выполняешь мои предписания.