Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи"
Шрифт:
На следующий день, 26 марта, появился другой самолет. На этот раз нас приветствовал гидросамолет военно-морского флота Перу. Видимо, получив от него наши координаты, 27 марта навстречу нам вышло серое патрульное судно. Командир был хорошо знаком с нашим курсом и скоростью. Не спрашивая нас и ничего не объясняя, он сделал крутой разворот и приказал своим матросам подать нам буксир. Затем взял курс на Кальяо, который сразу же, едва только мы миновали Сан-Лоренсо, стал виден как на ладони. Чувствовалось, что перуанские патрульные суда привыкли буксировать плоты доисторического образца. Но, несмотря на несомненное искусство перуанцев, мы были рады, что до пристани в Кальяо оставалось всего лишь 10 миль. Скорость патрульного судна намного превышала нашу обычную - носовая часть плота то и дело зарывалась в воду.
У входа в порт нас встретил моторный катер с журналистами и фоторепортерами
– Почему вы делаете остановку в Кальяо?
– Потому что не хотим лишить себя удовольствия вас видеть.
– Сколько у вас осталось воды?
– Нисколько. Она кончилась позавчера. Но пока у француза есть вино, вода ему ни к чему.
– Вас кто-нибудь ждет в Кальяо?
– Да, все красивые женщины Перу, по крайней мере я надеюсь на это.
– Почему плот сидит так глубоко в воде?
– Виноваты вы. Ведь он рассчитан на пять человек, а не на пятьдесят.
В 7 часов вечера мы встали у причала яхт-клуба. Испытание плота удачно закончилось. На это ушел 41 день, что точно соответствовало расчетам Эрика, сделанным перед отплытием из Конститусьона.
К нашему великому изумлению, утром следующего дня некоторые столичные газеты под крупными заголовками объявили, что "Таити-Нуи II" вошел в Кальяо почти затонувший. Один из выдумщиков договорился до категорического утверждения, что плот наверное бы затонул, если бы плавание продолжалось еще несколько дней. Причина, вызвавшая эту смешную ошибку, стала ясна, когда мы рассмотрели фотоснимки, сопровождавшие статьи в газетах. Журналисты видели, как при буксировке вода заливала палубу, и тотчас же сделали поспешный вывод. К тому же, все, кто побывал на плоту, промочили себе ноги. В действительности же плот осел всего лишь на 25 сантиметров по сравнению с отметкой до отплытия из Конститусьона. И это вовсе не угрожало катастрофой.
На всякий случай мы тщательно осмотрели плот от носа до кормы и даже распилили пополам одно из 50 кипарисовых бревен, составлявших его остов. Нигде не было обнаружено и следа морских червей, которых мы больше всего боялись. По срезу было ясно видно, что вода проникла вглубь всего лишь на несколько сантиметров, остальная часть бревна оставалась сухой и крепкой. Несомненно, плот был по-прежнему в превосходном состоянии. Но осадка его все же оказалась большей, чем мы предполагали, и волны при сильном попутном ветре заливали каюту. Поэтому мы решили немного увеличить его плавучесть. Добыть в течение нескольких дней нужное количество бамбуковых стволов оказалось невозможным. Не увенчались успехом и поиски бальсы. Но тут председателю яхт-клуба пришла в голову хорошая мысль - дать объявление в газетах. Сразу же явилось несколько добрых людей с бальсовыми стволами, различными по величине, толщине и качеству. Мы выбрали 12 самых больших, длина которых не превышала 4 метров, а диаметр - 20 сантиметров, засунули их в пустое пространство в кормовой части между кипарисовыми бревнами и палубой и прочно закрепили. Там было место еще для такого же количества стволов, но их, к сожалению, не оказалось.
Один бельгийский химик из Лимы, следивший за нами с большим интересом, посоветовал сменить ржавые железные бочки для питьевой воды на алюминиевые. Он верно подметил, что эти прочные бочки окажутся вдвойне полезными: когда кончится питьевая вода, их можно будет закрепить под плотом, чтобы увеличить его плавучесть. Сначала мы сочли излишним такие меры предосторожности. Но, когда бельгиец любезно предложил достать бочки по сходной цене, мы послушались его совета - наши старые бочки действительно почти не годились. Таким образом, мы обзавелись четырьмя 200-литровыми и десятью 50-литровыми алюминиевыми бочками. Этого оказалось больше чем достаточно. Жан, только что получивший еще два тяжелых ящика с оборудованием для исследования океана, удовлетворенно заявил, что лишние бочки превосходно могут быть использованы для рыб, планктона и других морских животных. Половину бочек мы наполнили питьевой водой, а остальные прикрепили под кормой по обе стороны бальсовых стволов.
Большая
Путешествие закончилось плачевно - плот попал в район крайне неблагоприятных морских течений, которые в продолжение трех месяцев крутили его, как карусель. Истощенные и потерявшие силы люди - четверо мужчин и одна отважная женщина были наконец выловлены американским военным кораблем.
Несмотря на то, что это плохо продуманное путешествие кончилось так печально, Ингрис ежедневно приходил и умолял взять его с собой, приводя все новые убедительные аргументы. Однажды Эрик серьезно подумал было заменить Жана Ингрисом, но, к счастью, такие веские причины, как опыт Жана и польза, которую он приносил, взяли верх над личной антипатией Эрика. Вскоре выяснилось, что решение оставить Жана было разумным. К нам явился еще один участник путешествия на "Кантуте", перуанец Хоакин Герреро, и рассказал, что он вместе с Ингрисом готовится к новому плаванию. Он утверждал, что из Эквадора уже идет большой заказ бальсы для постройки плота. Мы были очень удивлены. Почему же Ингрис даже не обмолвился об этой экспедиции? Только потом, окольными путями, мы узнали, в чем тут было дело. Во время неудачного путешествия на "Кантуте" Герреро был коком. А теперь он сколотил некоторую сумму и соглашался финансировать новую экспедицию при условии, если будет ее руководителем. Ингрис же, испытывавший экономические затруднения, был, так сказать, разжалован в коки прежним коком. Он, видимо, считал это большим позором. и поэтому решил подыскать себе другой плот. После этого замечательного открытия у нас, естественно, было больше, чем прежде, оснований не уступать настойчивым мольбам Ингриса. Мы осмотрели плот, увеличили, насколько было возможно, его плавучесть и поспешили закончить приготовления к отплытию. На последние деньги мы купили два ящика консервированного мяса, 80 килограммов картофеля, подержанный, но еще в хорошем состоянии генератор и 50 литров бензина для него. Такая поспешность объяснялась не только тем, что после шумной жизни в Кальяо нам снова хотелось покоя и тишины, - главное, нам нельзя было терять времени, мы должны успеть прибыть на острова Южных морей до начала октябрьских дождей и штормов.
За день до отплытия мы решили проверить работу наших радиопередатчиков, предварительно установив новую вертикальную антенну - подарок одного любезного перуанского радиолюбителя. Но аппараты ничего не принимали, кроме еле слышного голоса нашего друга-радиолюбителя, хотя передачу он вел из пригорода Лимы, всего в 8 километрах от порта. Радиолюбитель и другие знатоки объяснили нам, что слышимость в районе Кальяо из-за магнитных помех всегда очень плохая, и заверили нас, что как только мы выйдем из мертвой зоны, то сможем без малейших трудностей разговаривать со всеми радиостанциями Перу. На всякий случай я попробовал проверить еще раз. Слышимость была немного лучше, и это рассеяло наши опасения.
Через одиннадцать лет после экспедиции на "Кон-Тики", но на целых две недели раньше - в воскресенье 13 апреля 1958 года, в 11 часов дня нас вывели на буксире из Кальяо. А через несколько часов, предоставленные самим себе, мы были уже подхвачены сильным потоком течения Гумбольдта.
Мы с первых же дней легли курсом на запад, чтобы избежать участи "Кантуты" и не быть унесенными северным потоком течения Гумбольдта к берегам Панамы. В результате сильного сноса курс очень удачно
перешел в западно-северо-западный. Мы хорошо знали капризы морских течений и внимательно следили за тем, чтобы не наскочить в 50 милях от Кальяо на опасные скалистые острова Ормигас де-Афуэра, находившиеся в центре течения Гумбольдта. Мы проходили мимо них на третий день после нашего отплытия и нисколько не удивились, что оказались к ним значительно ближе, чем предполагали. Эрик, пожалуй, выразил чувства всего экипажа, когда весело воскликнул: