Большой укол
Шрифт:
А вот и дом N 11. Такой же, как все здесь виденные, но вместе с тем, самый важный. И страшный. Окно в торцевой части первого этажа, захламлено электронной рухлядью и цветочной ботвой. Генерал не удержался и коснулся ладонью стены. Ждал, что ударит чем–то, вроде тока. Конечно, не ударило. Хотел так постоять, переводя дух, но за углом послышались голоса, хлипловатый женский поносил скулящую ученицу, делавшую все, чтобы опоздать в школу.
Владислав Владимирович резко тронулся с места, обогнул угол, обогнул нервную семью и решительно подошел к подъезду. Деревянная дверь навсегда открыла вход в него. Изнутри дохнуло запахами
— Здравствуйте, генерал.
— Здравствуйте, Антон Карлович. Можно вас так называть? Или правильнее будет все же, мистер Локей?
Мистер улыбнулся. Он не был в этот момент похож на разоблаченного, да и на себя, посещавшего московский кабинет генерала, не очень.
— Входите, раз уж пришли.
Гость подчинился. Медленно снял плащ, пригладил волосы.
— Сюда, сюда пожалуйста, на кухню.
Она располагалась сразу же из коридора налево. Длинного коридора. Превосходящего потребности малогабаритной квартиры. Генерал точно установил, что других в подобных домах быть не может.
— Садитесь, садитесь сюда. Простите, беспорядок.
Хозяин быстрыми, но не суетящимися руками, убрал со стола сковороду с засохшими остатками яичницы, смахнул крошки. Застегивая пуговицы на манжетах рубашки — до того рукава были медицински закатаны — уселся напротив примостившегося на табуретке генерала.
— Чайку?
— Что же, можно и чайку.
— Не волнуйтесь, не отравлю. Не знаю еще каким образом придется от вас избавляться, но травить не стану, точно.
Чайник гулко принял в себя воду и встал на огонь, по нему поползли, шипя, исчезающие капли. Мистер положил руки перед собою на стол и торжественно покашлял. Был ненаигранно бодр, не по–стариковски свеж.
— Вот интересно, вы единственный, кому в вашем странном ведомстве, удалось меня расколоть?
— Это было нетрудно сделать, — непонятно на что обидевшись, сказал генерал.
— Не–ет, это было трудно сделать, удивительно трудно. А удивительнее всего то, что ваше неповоротливое правительство пошло на создание такой избыточной службы, как ваша. Но мало ее учредить, надо где–то отыскать для нее людишек. Людишек–то нет. Ведь ваши умники заместители сейчас с целой ратью шарят по подземельям, километрах в пятидесяти от тех мест, где мы с вами чаевничаем. Вряд ли это проявление большого ума, а? Да и вы уж не утверждайте, прошу вас, что поняли, кто я такой в момент первой нашей встречи.
— Да, тогда я еще ничего не понял.
— То–то.
— Скажите, это праздный вопрос, но все же скажите — эти подземелья в самом деле существуют?
— Конечно. Я стараюсь не врать без большой необходимости. Там на самом деле собирались сделать суперкомандный пункт, денег ухлопали… А потом выяснилось, что тектоническая обстановка нестабильна. Прямое попадание даже небольшой ядерной бомбочки и все провалится в тартарары.
Генерал тоскливо поглядел в заляпанное голубиным пометом окно.
— Я так и знал, что они там ничего не найдут.
— Почему же ничего? Я свез туда несколько
За стеной раздались громкие звуки, то ли рыданий, то ли бурной рвоты. Антон Карлович не обратил на них внимания, также, как на начинающееся возбуждение чайника на плите.
— Надо сказать — это был самый трудоемкий и дорогостоящий пункт во всей программе. Самая операция прикрытия. И, как выясняется, я слегка перестарался. Можно было обойтись более скромными приемами. Но раз сделано, так уж сделано, правда? Глупее было бы, пожадничав, проколоться.
Рвотные рыдания повторились, и слегка подвигалась мебель. Чайник гудел и наращивал гудение.
— Скажите Антон Карлович, а санаторий?
— Что санаторий?
— Ведь там, насколько нам удалось, правда, выяснить, нет ничего особенного.
— Ничего.
— Вы так все замаскировали, что…
Антон Карлович весело махнул рукой.
— Мне ничего не пришлось маскировать, в этом, если хотите, хитрость. Это обычнейшее медицинское учреждение. Я там не поменял даже гвоздя, ни одной нянечки не тронул, поэтому вы, даже под микроскопом, там ничего не нашли бы. И продолжали бы вечно искать. Абсолютная прозрачность — завораживающая вещь.
— Тогда почему сотрудники пытались препятствовать… мы же посылали и пожарников, и театр?
— А черт их знает, лень разбираться. Теперь уже лень. Может самогон гнали, может кого–то лечили частным образом моими микстурами. Эта преступная, не против государства только, но что важнее, против моих правил, деятельность, могла меня подвести, как я вижу. Но не подвела.
Крышка на чайнике дрогнула. За стеной тоже начало происходить что–то важное. Помимо основного рева, послышались другие голоса. В дверях кухни появилась женщина, в белом халате и марлевой повязке, она делала страшные глаза и размахивала руками.
— Чаек вам придется пить без меня.
— Но скажите последнее слово, где же ваша лаборатория, откуда появился мальчик?
— Мальчик? — Антон Карлович засмеялся и постучал сухой ладошкой по стене, — вон из ой комнаты, из кровати, что там стоит, из женщины, что в ней лежит. Там сейчас начинаются еще одни роды. А лаборатория, неужели вы до сих пор не догадались, проницательный генерал. Моя лаборатория, весь город. Начал я пятнадцать лет назад, действительно с малого, с санаторских дурачков. Постепенно перенес деятельность на местное население. Одна семья, один подъезд, один дом. Квартал. Последние семь лет все население города, вместе с милицией, мэром и бандитами, потребляет мои таблетки, если их так можно назвать, и является моими подопытными кролями. Вы искали циклотроны и автоклавы, а моей лабораторией была свинцовая мерзость обыденной жизни. Я экспериментировал с ужасом повседневного существования.
Мне нужен был обширный и разнообразный материал. Не одни ублюдки, только, и наркоманы. Весь срез русской жизни, и как можно больше статистических единиц, то есть, человеков. Я уже начал опасаться, что Краснобельска мне не хватит, но тут набрел на эту святую женщину.
— Какую женщину?
— Вы совсем уж, мать мальчика и девочки, ту женщину, у которой сейчас начинаются третьи роды.
В подтверждение этих слов, раздался мощный удар в стену.
— Мне пора, генерал, я не все вам рассказал, но главное, думаю, вы поняли.