Бомж, или хроника падения Шкалика Шкаратина
Шрифт:
7 ноября. Традиционный праздник - Великий Октябрь. Торжественный вечер в клубе и поголовная пьянка 3-4 дня. После праздника день-два всегда бывает так, что не находишь себе места".
На день Ивана Купала взошло, как обычно, чистое солнце. Предвещалась духота летнего дня, зыбкое марево над хвойным бором и по-над озером. Рано куковала кукушка. Обильную утреннюю росу, как корова языком, слизнуло первым же припеком.
Степка Пилатов, ферменский конюх по должности, и чистый ангел по духу, не подошел, вопреки летнему обычаю, к умывальной кадке. Никуда не спешил. Хитро улыбаясь в бородку, посмотрел на солнце, на избу соседа и магазин напротив; прошел
Какое-то озорное чувство владело молодым мужиком. Оглянувшись на Ферму, Степан перемахнул плетень, едва не угодив в жалюку. Прошел по рыбацкой, натоптанной мальцами-рыбаками тропке к Юшкову озеру. На ходу сбросил рубаху и портки и решительно забрел в воду... Купалов день!.. Ит-тиш-твою мать!..
Занырнув с головой в прохладную, почти родниковую воду, Степан хотел уже выскочить из воды, когда... От бора, по дороге с лисятника, припирая Степку к высокой осоке, внезапно кто-то поспешно протопал к озеру. Затаившись по шею в воде, он слышал как человек шумно потрогал воду ногой и бросился головой в омут. Занырнул. Степан не утерпел - поплыл вслед купальнику. Давно уж не купался. Вода облегчала тело. Было приятно и озорно на душе. Даже субботнее банное омовение вряд ли сравнимо с озерной купелью. Он едва не наплыл на выныривающую голову. И - ошалел, когда увидел, как женские русые волосы льняной струей ворохнулись перед глазами. Баба!.. Голая, будто русалка... Они встретились глазами - лицо в лицо. Испуг, едва не ужас в ее глазах смутили Степана.
– Ты што...што кидаешься-то...
– захлебнулась баба голосом Нины Быковой, и сильно загребла к берегу.
– Дак я ведь... думал... на мужика какого.
– Оправдался Степан вслед русалке. И зачем-то поплыл следом. Нина доплыла до мыска и, не вставая из воды, обернулась с плеча на мужика.
– Отвернись, - сказала своим милым фальцетом. Умоляла, но с горделивой нотой. Дрожь в ее голосе смешалась со стыдом. Происходящее видение так озадачило Степана, что он забыл грести, хлебнул воду и закашлялся.
– Иди, иди, девка, я ничо, - прокашлял он, выгребая к другому берегу.
Со Степкой Пилатовым приключилась оказия: впал в сомнамбулизм. Голова Нинульки Быковой, выныривающая из озерной воды, виделась ему наяву и ежеминутно. Он вызывал это явление малым усилием воображения и никак не мог прогнать оставшейся волей. Нинулька снилась ему. Являлась в ферменских проулках, за огородной ботвой и в сумраке хвойного бора, куда удрученный парень уходил каждую свободную минуту. Здесь он бродил по околице Фермы, засматриваясь в сторону Оси, словно хотел улететь вслед за собственным взглядом. Работа отвлекала его мимилетно. Но при первом же всплеске образа, сознание его забывала об окружающей действительности и всё сущее теряло смысл. Он выжидал ночи. Тайком уходил в село и слонялся до утренних петухов под окнами дома, где Нинулька Быкова проживала с сыном. Пацан часто выскакивал из дома, справляя малую нужду, но светловолосая русалка Ферменского озера, не проявляла активных признаков жизни. Степка наблюдал её мелькающий облик в оконце. С дрожью во всем теле пережидал краткое появление в дверном проеме и даже во дворе, но его ноги прирастали к почве, а в остальном теле перехватывало дух. Домой возвращался на крыльях, с сознанием возможности завтрашнего дня.
Так продолжалось недели три. Степку уже дважды заставали вездесущие сельские парни. Они с озорством улюлюкали ему вслед, изображая погоню и потешаясь над нашим влюбленным хахалем. Наконец, Нинулька и сама выследила Степку, застав его в зарослях уличной дурнины.
– Ты?!. То-то мне деревня намекает, мол, кобель у меня завелся. И чего ты меня пасешь?.. С каких это щей мой забор
– Я самый, - обмолвился парень, едва переводя дух.- Пойдем, погуляем?
Глава шестая . Сельская свистопляска
Жизнь настолько проста, что ее трудно понять !
Хусен
...Теплые, талые апрельские деньки -- благодать весенняя! Солнце блины печет.
На проталинах уже ребятня собирается: пришла охота играть в лапту. И сыро-склизко еще!.. А жуть хочется... На подсохшем пятачке лесной опушки, у южной кромки Ближнего Бора, где хороводятся теребиловские пацаны, особенно пригревает. Укрытый от ветра и от взрослого пригляда, укромный уголок бора манит каждого. Да не каждому дозволено! Чужие - ни-ни! И здесь царит иерархия детских взаимоотношений... Но вязко тянутся на проталины малые за большими, и подчиняются неписаным правилам, и страдают, и постигают нелепую и загадочную взрослую жизнь. Здесь и "чика" на деньги, и возможность курнуть " Беломора", и услышать страшные и ... эти... матершинные истории о жизни, как таковой. Но самое притягательное все же - лапта.
"Ты будешь...ты...ты...
– выбирает старший.
– И я...я...я..." напрашиваются мелкие. Наконец-то - в пылу дележки, обид, горьких слез и телячьей радости - команды сформированы, разбежались по полусухим лужайкам, заиграли... Крики, споры, боевой азарт - это уж как водиться! Какая же игра без политики? Какая политика без оголтелого сепаратизма? Теребиловские соперничают против гробовозниковских. А которые посередке?! А если с другой улицы?!. Всем же жуть хочется! Вот те, бабушка, и лапта...
...Позавчера Женька искупался. Не от жары спасался кромешной, по нужде в воду полез. Кому рассказать - не поверит. Как-то стихийно все произошло... Дылды теребиловские - втроем на одного: сопатку разбили, юшку пустили... А все волейбол раискин! Няня Раиска -- ой и молодец же!
– - привезла Женьке из Ангарска этот чудо-мяч, волейбол, желтый, как пасхальное яйцо! Единственный на все село. Предмет зависти и раздора. Дылды Романковы раз попросили поиграть, два... А мама Нина всерьез возмутилась:
– - Что это повадились?.. Хоть бы скинулись пацану на кино... Не давай, Женя, больше.
Скинулись раз, и еще скинулись. Потом за полуметровый корень солодки, жирный как паленый свинячий хвост, выторговали. А вчера ресурсы исчерпались. Тогда и надавали по сопатке... "В колхозе, -- говорят,-- все должно быть общее, ну а мячи -- особенно...".
Женька и сам чувствовал ужасную неловкость за навязанные мамой Ниной коммерческие отношения с пацанами. Не по-людски это. Не по- братски...
Только брали бы в игру...
А они и брали, пробовали, но щуплый Женька играл, как глист: извивался много, а толку мало. Потерпели игру -- другую, да и перешли на вышеупомянутую коммерцию. А закончилось все самосудом и последующей катастрофой...
С разбитым носом и с мячом, успевшим испытать человеческую жестокость, и любовно обтираемый клетчатой рубашкой, Женька убежал на свой любимый мысок, в излучине Мужалиного яра.
Уже сошел лед. Грязно-синяя вода, студеная по-апрельски, наводнила русло Осинки и бесцеремонно выпирала из берегов. Цепляясь за плакучие ивняки, потопляя прибрежные пни, река бессовестно шарилась по прибрежной серебряной траве.