Босиком до неба
Шрифт:
– Мысли о Марии сделали благосклонней святых, – подумал он.
Мурад не очень расстроился от её холодного отношения и верил в свою упорность в этом направлении. Марию назначили табельщицей, и он мог её видеть теперь и на работе, заглядывая после обеда в их контору. Она никак не реагировала на его присутствие.
– С такими видами на жизнь как у неё мне трудно покорить её сердце.
Он решил терпеливо ждать своего шанса. С этих пор он отваживал тех, кто пытался знакомиться с Марией, а с особо дерзкими дрался, легко ставя их на место. Подруги шутя стали говорить Марии:
– Твой Мурад идёт.
Её это раздражало.
– С чего это он мой? – думала она, не зная, что он отсекает всё её общение с другими мужчинами.
Наступил месяц ноябрь. Седьмого числа всеобщий выходной, и всех обязали быть на демонстрации, иначе могли уволить с работы. Курс партии объединял все уровни, такие празднования непосредственно касались и работающих.
Мурад знал, что трудовой договор ему не продлят, по сути три месяца заканчивались, и он был оформлен с испытательным сроком.
– Что делать дальше? – этот вопрос стоял особенно остро для него.
Фанатично наблюдал за жизнью Марии, но она была безупречна, и подступиться к ней он не мог. Постоянно находилась в окружении подруг и своих земляков. Мурад скрывал свои чувства глубоко в своём сердце. Он считал слабостью идти на поводу своих чувств. Жить нужно разумом и в настоящем времени – вот его кредо. Он был безутешен в поисках подступов к Марии, и сложилось, что накануне празднования Октябрьской революции, Мария внезапно простудилась и слегла. Ей стало немного лучше, но на демонстрацию идти ей запретили в медпункте. Мурад об этом узнал из разговора в конторе, куда он как раз зашёл в надежде увидеть Марию, но повод он находил обычно другой, чтобы не выдавать своих намерений. Быстро сообразив, Мурад сказал начальнику производства, что он готов работать в праздничный день, так как не состоит в партии.
– Ты что, один будешь работать? Все люди идут на торжество и несут транспаранты, а ты? Вот удумал, – начальник рассердился и выкрикнул, – уйди с моих глаз долой, беспартийный он.
Мурад на это и рассчитывал, даже готов был идти на конфликт, чтобы остаться в стороне от общего мероприятия. Всё вышло по его плану. Затем он у себя в комнате достал заранее приготовленные препараты: смешал микстуру из хвойных растений с опиатами. Мурад разбирался в том, как воздействует снадобье. Когда-то Чингиз разъяснил возможности наркоты для того, чтобы сделать человека «овощем безвольным», так он говорил, и Мурад усвоенные уроки не забыл.
…попробовал на вкус лекарство от простуды и ничего не распробовал подозрительного. Затем оделся в свою новую одежду и направился к Марии. В общежитии был вахтёр пожилого возраста. Мурад, опередив его вопрос, сам произнёс:
– Я к больной по поручению начальника производства, – и показал лекарство.
Вахтёр сказал, что Мария заболела некстати.
– Кто-то сглазил, – суеверно сказал пожилой фронтовик и вернулся в своё кресло.
Мурад с официальным видом направился на второй этаж к комнате Марии.
– Этот служивый ветеран уточнять ничего не будет, так как люди такого сорта добросовестные и боятся тревожить начальство без веских на то оснований. Счастье зависит от себя самого и от природы, – договаривался Мурад со своей совестью…
Дверь была открыта, и он вошёл. Мария сразу поднялась с кровати и резко возразила:
– Что за выходки? Это несерьёзно, молодой человек, являться без приглашения.
– Выступай, выступай…, – думал про себя Мурад, а вслух проговорил с явно сострадательным видом, – начальник направил меня к тебе, чтобы передать лекарство. Сказал убедиться, что приняла, и доложить ему. Завтра закрывать наряды нужно, и он обязал меня исполнить это поручение. Я для них не русский, и относятся ко мне как к непонимающему в партийных делах.
Мурад говорил и сопровождал свои слова жестами застенчивого юноши и от этого становился весьма убедительным.
– Всё сходится, что Вы говорите, в конторе, действительно, аврал, и завтра надо на работу. Объясните мне, сколько принимать лекарство, и можете быть свободны.
Мурад чувствовал себя оскорблённым, холодность Марии его разжигала:
– Нет, нет, непременно выпейте при мне восемьдесят грамм, а остальное мне нужно вернуть.
– Какой Вы обязательный – это отличное качество, но на работе завтра могу сама вернуть начальнику эту бутылочку, и к тому же зачем Вам ходить по конторам так часто?
Мурад был последователен:
– Мария, Вам легко говорить. Вы у начальства на хорошем счету, а мне появилась возможность проявить свою обязательность, и той меня лишаете.
У Марии была слабость во всём теле… Она, чтобы побыстрее остаться одной, согласилась с этими доводами. Налила себе восемьдесят грамм лекарства и выпила. Тепло и успокоение прошло по нутру. Становилось лучше. Она поблагодарила Мурада за содействие и, заметив, что он забрал остатки лекарства, стала провожать его на выход. Радужные круги засияли по всей комнате, сладостная волна облегчения раскачивала всё тело. Привкус чего-то одурманивающего подступил к горлу, и Мария погрузилась в эйфорическое состояние…
Проснулась она ночью. Все подружки вернулись и крепко спали. Наступило облегчение, она чувствовала выздоровление. Как уснула, совсем не могла вспомнить, улеглась на кровать прямо в одежде. Раньше такого за собою не замечала.
– Разболелась некстати, вот и рассеянность, – успокаивала она себя.
Мария принялась гладить свою постиранную одежду, которая предназначалась для работы. Увлеклась подготовкой к выходу на производство, и до того как подруги пробудились, она успела приготовить завтрак на всех в комнате.
День шёл как обычно в насыщенном трудовом режиме. Мария чувствовала, что-то её беспокоит в душе, но не могла найти источник беспокойства. После работы шла не спеша в сторону общежития, поздно закончив всю скопившуюся работу с табелями. Начальник похвалил и уходя вымолвил:
– Я тебя не ждал сегодня, а ты видишь какая – себя не жалеешь, думаешь о нашем общем успехе и трудовых показателях.
Мария ничего не понимала, складывалось впечатление, что кто-то «дёргает за ниточки» и влияет на её жизнь извне.