Босиком до небес
Шрифт:
– Я сам по себе и иду своей дорогой, мне не до других.
– Ты очень даже заматерелый для своих лет, – Чингиз говорил по-русски, и Мураду нравились словечки, которые он применял.
– Я пойду, уже поздно.
– Удачи тебе, Мурад! – по-свойски попрощался Чингиз.
Мурад стал учиться с меньшим усердием. Свободу, которая была в поведении компании новых знакомых, где был Чингиз, он воспринимал как какой-то другой мир. Они вели себя смело. Общались легко и постоянно были с деньгами. Мурад наблюдал со стороны за ними, и ему хотелось быть принятым в этот круг. Он знал, что в школе все боялись эту компанию подростков и поговаривали, что они бьют тех, кто ссорится с ними. Мурад устал быть один. Взрослея, ему всё больше хотелось чего-то добиться, для того чтобы уважали. После того как Чингиз поздоровался с ним на глазах у одноклассников, он заметил, что его стали побаиваться.
– С такими друзьями как этот Чингиз тебя никто не тронет в школе. Эту компанию все уважают, – сказал ему однажды скромный одноклассник.
– А за что их боятся другие? – спросил Мурад.
– Потому что они ходят с ножами и никого не боятся.
Мурад удивился волнениям этого одноклассника, он то знал из общения с Чингизом, что тот компанейский и весёлый парень.
Через некоторое время Мурад снова встретил Чингиза. После приветствия Чингиз с ходу предложил пойти на дело. Мураду было стыдно показать свою осторожность, и он сделал вид, что ему любое дело с Чингизом по силам.
– Ты смотри за милиционерами, если они пойдут к тому перрону, то сразу кричи, если я не увижу твоих скрещенных рук.
– А что кричать?
– Кричи громко «чайки летят»!
– Пустяки, – с азартом согласился Мурад.
Он видел, что происходит на перроне: кто-то кого-то догонял, но догнать не смог. Когда бегом подбежали два человека к милиционерам, те бросились в сторону перрона. Ладошки Мурада вспотели от волнения. Чингиз заметил его знак, и вся компания убежала до появления людей в форме. Мурад дома вспоминал произошедшее как таинственную историю. Его увлекала конспирация и слаженные действия компании. Каждый подавал другому знаки. Мурад воспринимал всё как развлечения. Через какое-то время он понял, что ошибался.
Чингиз ждал у школы, и ученики обходили его, стараясь не столкнуться, опасаясь.
– Здорово, братишка!
– Привет, Чингиз.
– Пройдёмся, ты не против?
– Пошли, всё равно в одну сторону.
– В одну сторону, – повторил Чингиз с хищной ухмылкой.
Но Мурад не придавал значения этому, он не знал, что слова нового знакомого всегда с намёками на иные значения. Чингиз купил пирожки с мясом и угостил Мурада. Сытные пирожки помогли утолить голод.
– Ты хорошо сработал, Мурад. Вовремя подал знак, и работа получилась.
Мурад молча слушал, понимая, что болтать зря с таким как Чингиз не надо.
– Ты нам помог, все были в деле. Твоя доля у меня, и я принёс тебе, что причитается.
Чингиз достал деньги и привычным жестом отдал Мураду. Мурад никогда не держал своих денег и чуть не выронил пачку банкнот.
– Возьми.
– Я ничего не сделал, чтобы иметь такую сумму.
– Ты как и все рисковал. Это твоя доля, – степенно и убедительно объяснял Чингиз, – будет мало, ещё приходи поработать.
Чингиз быстро ушёл, оставив ошарашенного Мурада переваривать ситуацию самостоятельно. Волнение пришло неожиданно. Мурад испытал стыд. А вдруг это кровавые деньги или ещё что-то нехорошее, он не знал, куда их положить, перекладывал из кармана в руку и обратно в карман. Поглядывал на завораживающие бумажки и решил засунуть в ботинок, чтобы не потерять.
Всю ночь Мурад не мог уснуть. Догадки одолевали его, и недосказанность очень беспокоила. Он каждый час проверял деньги и не мог сомкнуть глаз. Утром, совсем невыспавшись, он спрятал деньги в сарае у дома под крышей и решил не идти в школу. Сегодня чувство причастности к чему-то нехорошему съедало его. Мурад решил сначала узнать, что за деньги передал ему Чингиз, а потом уже решить, можно ли ими воспользоваться. На площади у вокзала он никого не нашёл. Обычно компания была здесь, а сегодня – никого. Мурад испытывал беспокойство, сам не зная, откуда взялось это чувство. Несколько дней он не ходил в школу и искал Чингиза. Их компании нигде не было. Мурад не мог найти себе места, постоянно блуждая по улицам городка. Загруженный своими мыслями он вышел к морю. Вид морских широт обдавал лёгким ветерком с открытого простора. Мурад представил себя на корабле, плывущим в дальние страны, и вдруг от его мечтаний не осталось и следа. Ловкий толчок в плечо с боку вернул его в настоящее. Он резко повернулся и увидел улыбающегося Чингиза.
– Привет, братишка!
– А я тебя искал и подумал было, что ты уехал.
– А, дела были, – спокойно ответил Чингиз.
– Слушай, Чингиз, объясни мне, за что я заработал деньги, иначе я не знаю, как мне быть с ними.
– Это нормально, братишка, иногда уточнить даже нужно, но не всегда. Короче, это твоя доля. Ты был со всеми в деле. Два чемодана мы увели у торгашей. Заработали хорошо и тебе все благодарны, что вовремя среагировал на наряд милиции. Своих местных мы не трогаем, у нас договор с милицией. А приезжих или тех, кто проездом вытряхиваем на излишки. Простых людей не трогаем, только барыг. Они жируют, и иногда заставить поделиться полезно. Барыги часто сами нарушают закон и имеют большие деньги. Наш человек в поезде сообщает о спекулянте при деньгах или о человеке с большим количеством наличных. Тут мы и начинаем работать на своей территории. Забудь и не беспокойся. Трать смело свои деньги. Будешь со мной работать, деньги будут всегда. Ну ладно, мне пора. Удачи тебе, Мурад.
От лёгкости, с какой изложил суть дела Чингиз, Мурад успокоился мгновенно. Рассказывая про нехороших жирующих за счёт других людей, Мурад почувствовал себя участником справедливого действия. Он легко объяснил своим сомнениям, что всё правильно. Устранив свои переживания после встречи с весёлым Чингизом, он шёл по тротуарам, представляя себя частью сильной команды, способной наказать лживых спекулянтов. Подходя к дому, Мурад шёл с совершенно другим восприятием, чем-то, которое было доныне. У него есть свои деньги, и он никого не боялся. Добравшись до кровати, уснул мгновенно и совсем не подозревал, что проснувшись, он будет видеть мир своими глазами, но иначе, чем прежде.
Мурад совсем ещё юный усвоил для себя истину, что только он сам может вырвать своими зубами кусок у этого мира. Сердце его было холодным, и он обрёл уверенность в себе. Когда в школе кто-то провоцировал его из прежних неприятелей, он бил первый и заметил, что сдачи ему стали опасаться давать. Он чувствовал себя бойцом на фронте жизни. Братья видели в нём изменения и стали ещё меньше общаться с ним. Дядя сказал за ужином, что если будут жалобы из школы, которую он всё чаще прогуливает, то его переведут в другую школу. Мурад спокойно слушал нравоучения, но оставался со своей «правдой», и ему было понятно, как выживать, и он не придавал особого значения переживаниям за него опекунов.
Прошло несколько лет. Мурад всё чаще слышал возмущения дяди о своём поведении.
– Если не перестанешь слоняться, вместо того, чтобы хорошо сдать экзамены, тогда испортишь себе всю жизнь. Отец не мог скрывать своей радости от твоего рождения, и ты был всем для него!
Видно было, что переживания этого человека искренни, но Мурад с детства мало что мог хорошего вспомнить, только горы, селение и дом Хасана вызывали у него чувство свободы. В селении он часто был предоставлен сам себе, а сейчас его постоянно поучали и упрекали в поведении. Он видел иначе всё, что происходило в жизни. Когда он стал немного крепче и взрослей, одна забота стала для него наиболее важной: постоянно утверждать себя и свою значимость среди сверстников. Он включался во все авантюры и превзошёл других в своей смелости. Приводы в милицию иногда случались, и его знали как хулигана. Часто Мурад брал на себя проступки друзей. Многие попадались на мелочах, драках или краже, и были даже осуждены, но Мурад, как одержимый, старался показать своё бесстрашие перед властью. Он не понимал, что люди старшего поколения из этих мест помнят, кем был его отец, и поэтому берегли зашатавшуюся судьбу Мурада.