Босс для Красной шапочки
Шрифт:
Интересно, на что вообще Полинка рассчитывает со своей глупой идеей-фикс охмурить босса?
Ну заметит он каким-то чудом ее трудовые подвиги. И что - сразу влюбится? Да ну, бред. Скорее логично предположить, что она начнет сама ему себя предлагать, как высокомерная Игнатовна. Только вот вдвоем им висеть на шее Волчарина определенно будет тесно, потому что соболинобровая помощница босса вряд ли безропотно сдаст завоеванные позиции. А если эти две стервы сцепятся из-за него, то размякший от комплиментов
– Молодец, - снисходительно кивает объект моих последних размышлений и косится на пасмурную Валерию, которая отмалчивается в сторонке. То ли у неe настроение не очень, то ли Волчарин снова ее отшил.
– Кстати, Валерия Игнатовна... как у нас там с кадровым вопросом?
– Никак, - резко отвечает она.
– Максим Романович не принимает проблему всерьез. Выслушал меня без комментариев и велел заняться другими делами...
– Заметив всеобщее любопытство к своим словам, недовольная брюнетка агрессивно заявляет дежурным горничным: - Так, чего встали? Плановая уборка сама себя не сделает! Живо работать!
Как назло, в моем графике дежурства есть пятый номер, который располагается по соседству с проблемным столичным постояльцем - Сусаевым Маликом Ахмедовичем. Из опасения столкнуться с подлым типом я оставляю этот пункт напоследок... но судьба словно издевается надо мной в лучших традициях неприятного закона Мерфи!
Когда я с огромным облегчением заканчиваю уборку номера и по-партизански крадусь к выходу, из соседней двери вываливается «суслик».
– Какие люди!
– расплывается он в радостно-гаденькой улыбке.
– Мариночка, прелесть моя...
Он останавливается в дверном проеме, преграждая мне путь к бегству своим сутуло-тощим телом.
– Добрый день, - губы с трудом растягиваются в скупую гримасу вежливости.
– Извините, мне нужно идти. Меня ждут другие номера...
– Ай-яй-яй, Мариночка, ну как же так?
– цокает языком Сусаев.
– Я ведь тоже жду не дождусь, когда ты оценишь перспективы, которые тебе светят со мной. Просто подумай. Ты и я. Сегодня вечером. Поверь, крошка, на мою щедрость еще никто не жаловался, она у меня на высшем уровне! Как и злопамятность.
От тревожного раздражения мои руки сами собой сжимаются в кулаки, болезненно царапая ладони ногтями.
– Слушайте, я не из таких девушек! Мне все это не интересно, честное слово. Освободите дверь, пожалуйста, мне надо пройти!
– Мариночка, ты ведь понимаешь, - не сдается приставучий Сусаев, - что после случая с пропажей брелка успех твоего испытательного срока здесь под большим вопросом..? А если у меня на этот раз пропадет что-то более ценное? И упс - ты ведь как раз убираешься в соседнем номере...
– В коридорах есть камеры. Там видно,
– Но ведь сейчас мы с тобой так близко беседуем об уборке и моих... клиентских потребностях, - многозначительность в его голосе прямо-таки зашкаливает.
– И на камерах не видно, как твои ловкие ручки обшаривают мои карманы, м?..
– Что?! Да вы... ну вы и...
– от такого наглого шантажа у меня просто дар речи пропадает.
– Спокойно, Мариночка, спокойно. Ты подумай. Хорошенько подумай... а то я через несколько дней уезжаю. И только от тебя зависит, каким я буду в эти дни. Либо щедрым... либо злопамятным.
Я хватаюсь за свою тележку, чтобы найти хоть какую-то опору в буре бешеного возмущения, которое испытываю. Руки аж трясутся, и приходится стиснуть пальцы посильнее.
– Разрешите...
– настойчиво подталкиваю Сусаева всей массивной конструкцией с тряпками и моющими средствами наружу в коридор, - ...пройти, уважаемый Малик Ахмедович!
Он вынужденно отступает, с опаской глядя на ведро в тележке. Там плещется уже не очень чистая вода, которую я второпях забыла вылить в унитаз после уборки.
Больше он ничего не произносит, потому что с того конца появляется еще одна горничная. И я узнаю в ней свою однокурсницу. Мрачно и медленно толкаю тележку мимо неe и слышу фальшиво-сочувственный шепоток сбоку:
– Может, и правда лучше уволиться, Мариночка? Тебе с твоим характером здесь точно не место.
По правилам в неслужебных коридорах обслуживающему персоналу запрещено разговаривать, и Полинка отлично это знает. Но она подгадала для своей реплики такой удачный момент, когда камера никак не может засечь ее лица с шевелящимися губами, а вот моe - запросто.
Решила меня подставить нарушением? А вот хренушки! Игнор, только игнор.
Но так просто моя врагиня не отстает. Ближе к вечеру, на пересменке в комнате отдыха, подсаживается в уголок ко мне и Оле, с которой я сдружилась, и заявляет:
– Марин, давай начистоту. У меня есть сведения, что начальство очень недовольно твоей работой. Самое лучшее решение - это уволиться по собственному желанию. Ты ведь по трудовой подрабатываешь, как самая честная дурочка?
Я зыркаю на нее исподлобья.
– Тебе-то какая разница?
– Самая непосредственная, - легко откровенничает Полинка, а затем вдруг наклоняется, чтобы Оля ничего не услышала, и шепчет мне на ухо: - Хочу, чтобы бровастая дылда расслабилась и подпустила меня к Максиму Романовичу. А то, пока ты здесь работаешь, она почему-то вся как цербер на иголках! Никому не позволяет приближаться к его апартаментам.
– Какая ценная для меня информация!
– язвлю по привычке.
– Даже интересно, с чего ты решила, что меня это должно волновать.