Босс скучает
Шрифт:
У меня язык чесался хоть с кем-то поделиться. Да, расскажи я об этом Ане, дальше бы точно ничего не пошло. Но я пока себя притормаживала. Да и выглядело бы это странно: знаешь, мы с нашим горячим преподом по рискам встречаемся, только т-с-с, никому, ага?
— Варь, ерунда какая-то, — Аня хмурится и опускается на скамейку в коридоре.
Я бросаю сумку рядом с ней и тоже сажусь.
— Варь, мне жаль.
— Что такое?
— Вот, — она разворачивает листок ко мне, — это курсовые по теории предпринимательства, все приняты,
— Дай взгляну, — я забираю список из её рук.
Да, точно, у всех принято, а напротив моей фамилии — пустое поле без каких-либо пометок.
— Может, ошиблись? Я отправляла курсач на проверку, вопросов встречных не поступало, просьб о доработке тоже.
— Может, и ошиблись. Тебе лучше сходить в деканат, всё самой узнать.
— Когда сходить?
— Да сейчас иди, по горячим следам.
Аня подталкивает меня, внушает, что затягивать не стоит. И я сдаюсь. Фотографирую ведомость и плетусь в деканат.
Делаю я это без всякого энтузиазма. Моя голова последнее время больше забита вопросами личной жизни, чем учёбой. Это угнетает. Серьёзно. Я слышала о девочках, которые переставали учиться, вылетали из университетов, потому что начинали жить жизнью своих парней. Ничем хорошим это не оканчивалось, как правило. Я, конечно, не из таких, и остаётся надеяться, что между мной и Германом всё прояснится в ближайшее время.
После того разговора между нами будто кошка пробежала. Мысль, что кто-то там проявлял к нему свой интерес, даже пусть и безрезультатно, меня ни капли не вдохновляла.
Дверь деканата открывается без скрипа, когда я вхожу туда и задаю методисту свой вопрос. Взглядом обвожу просторное помещение с десятком столов, половина из которых пустуют, и натыкаюсь на знакомую фигуру у окна.
Сидит. Перебирает бумажки. Она. Та самая.
На вид ей всё же чуть за тридцать. Тёмные волосы распущены, на плечи накинут модный травянисто-зелёного цвета пиджак. Периодически клацает пальцем по клавиатуре. То ли делом занята, то ли делает вид, что занята.
— Нет, это не ошибка, — методист перетягивает своё внимание на себя, и я отвожу взгляд от той самой женщины. — У вас и в электронной ведомости пробел. Работа отправлена на корректировку. Новый срок сдачи — начало следующей недели.
— А что корректировать-то надо? Я комментариев никаких не получала, — интересуюсь я.
— А ваш педагог на больничном со сломанной ногой. Сейчас курсовыми занимается Юлия Сергеевна, — методист указывает на брюнетку у окна.
Та поворачивает в нашу сторону голову, окидывает меня изучающим взглядом холодных серых глаз.
— В конце недели можете ко мне зайти, я вам расскажу, что надо исправить.
— В конце недели? — вскидываю я удивлённо бровь. — Но срок финальной сдачи в понедельник, как я поняла.
— Вот и отлично, значит, у вас будут целые выходные на корректировку. Сейчас я занята.
Она снова отворачивается и возвращается к своим документам. Мне остаётся только клацнуть сжатыми зубами, чтобы ничего лишнего не взболтнуть, и вылететь из деканата.
Она специально. Она всё специально. Она всё знает. Как и то, что без курсовой нет допуска к сессии. Но там же не к чему придраться! Я идеальна в письменных работах! Всегда была.
Десятки идей и нецензурных выражений бродят в моей голове. Приходится напомнить себе, что нет смысла плевать против ветра. Надо просто успокоиться, дождаться пятницы и там уже будет видно.
Внутри меня всё кипит, и вечером я делюсь ситуацией с Германом.
Мы лежим на кровати в моей квартире, смотрим глупую комедию по телеку и бросаемся друг в друга попкорном, захваченном по пути из универа в кинозале.
Конечно, я не говорю, кто виновник моего потенциального недопуска к сессии, но Герман, может, и сам догадывается.
Он предлагает посмотреть содержание курсовой, но я отклоняю его щедрое предложение о помощи.
— Да, я сама разберусь. Мне кажется, там всё идеально.
— Раз ты так считаешь.
Герман задумчиво перебирает мои волосы, накручивая пряди на пальцы. Не знаю, что у него в голове, одно могу сказать точно — мыслями сейчас он где-то очень далеко. Так далеко, что мне с каждым разом всё труднее дотянуться до него.
К концу недели университет лихорадит. На одного из деканов пришла огромная пачка кляуз и грядёт глобальная проверка из прокуратуры. С расписанием творится чёрт знает что, половина пар вылетает, как и моя консультация по курсовой. Методист передаёт мне короткую записку, когда я прихожу в опустевший деканат. Всех здесь будто ветром сдуло. Смотрю в записку, там написано, какие моменты мне надо подправить. Быстро пробегаюсь глазами. Отлично. Вроде, ничего глобального. Какие-то мелочи, я бы даже сказала.
— Погодите, — тормозит меня методист, когда я уже готова выйти за дверь.
— Да? — я что-то вопросительно бормочу, засовывая записку между тетрадных листов.
— Вы же Мельникова, так?
— Да-да.
— Вот, у вас тут в ведомости не хватает зачёта по статистике за прошлый курс.
— Что? — я разворачиваюсь и обхожу стол, пытаюсь что-то разглядеть на мониторе компьютера, куда смотрит методист. — Где не хватает?
— Вот, видите, пробел.
Я издаю разочарованный и раздражённый вздох.
— Что ж у вас одни пробелы. С курсовиком пробел, здесь пробел. Я ведь всё сдавала.
— Ну, видите, в ведомости ничего не написано, нет информации, что вы вообще явились на зачёт, — разводит молоденькая девушка руками.
— Зато у меня в зачётке всё стоит, завтра принесу, — обещаю я.
— Это ничего не значит, — она как бы извиняется и смотрит на меня с лёгкой ноткой жалости. — Ведомость — документ главнее.
— Главнее, чем зачётка с подписью преподавателя?
— Да, — она слегка сжимается под моим напором.