Босс скучает
Шрифт:
Он хмурится и отрицательно мотает головой. Мой выпад остаётся без ответа. Внутренний голос говорит, что я сама рою себе могилу. Можно прогнуться, согласиться с ним, кивнуть, быть самой понимающей и всё принимающей. Но тогда это буду не я.
— Ничего ты не должна, Варя. Поэтому… поэтому я решил, что лучше так.
— Он решил! — я взмахиваю руками и срываюсь с места.
Подхожу к окну и смотрю на парк на противоположной стороне улицы. Он не такой многолюдный, как летом, но даже сейчас по дорожкам курсируют прилично народа. Жизнь не останавливается, хотя мне кажется, что моя…
— Кто-то должен принять верное решение, — спокойно заявляет Герман.
Кто-то — это, видимо, он. Хотя между нами нет огромной разницы в возрасте, нет социальной пропасти, но почему-то правом принимать решение он наделил себя за нас двоих.
Мне хочется обернуться, вцепиться в него и вытрясти это спокойствие к чёрту, вывести на эмоции.
— А с чего ты взял, что оно верное? — давлю я.
Паркет тихо скрипит, когда Герман приближается ко мне. Спиной чувствую тепло его тела, и невольно закрываю глаза, когда он наклоняется и носом утыкается мне в висок. Коротко. На секунду. Небольшой тактильный контакт. А потом всё. Только замер близко-близко. Если откинуться назад, есть шанс прижаться к нему. Но я лишь прямее держу осанку и не двигаюсь. Жмурюсь сильнее, сдерживая наворачивающиеся слёзы, готовая рассыпаться на осколки и жаждущая ещё. Пусть ещё коснётся. Пусть я передумаю. Пусть он передумает. Пусть время вернётся в август. Пусть…
— Я не хочу, чтобы ты вылетела из университета по моей вине, — шепчет он с нежностью.
С проклятой нежностью, от которой мне хочется вцепиться ему в одежду и зарыдать.
Но я беру себя в руки и лишь фыркаю:
— Благородный какой… кто бы подумал.
— Это не благородство, я… я… — кажется, Герман впервые за всё время нашего знакомства теряет своё хвалёное красноречие.
Повисает тишина: ни он, ни я никак её не нарушаем. Мне отчаянно хочется, чтобы он передумал, но понимаю, что просить не стану. Хотя я, наверное, готова пасть на колени и умолять его передумать. Я даже готова скрываться ещё тщательнее и видеться только под покровом ночи, но… умом я понимаю, что звучит это как бред.
А потом…
У этого его решения есть какие-то мотивы. Не пришло же оно ему в голову просто так.
— Неужели всё настолько серьёзно? — спрашиваю, медленно выдыхая, так как последнюю минуту я стояла, набрав в лёгкие воздуха на паузе.
— Очень, Варь. Всё очень серьёзно.
— Но ты мне ничего не станешь объяснять?
— Верно. Но я тебе ничего не стану объяснять.
— Уходи… — шёпотом, а потом уже громче. — Уходи! Проваливай!
Оборачиваюсь и со всей силы толкаю его грудь. Злость снесла все остальные эмоции. Я высушена до дна. Ночь меня доканала. Не могу больше держаться, когда он рядом. Сил почти не осталось.
— Уходи! Уходи! Уходи! — с каждым моим толчком решимости прибавляется.
Я не чувствую сопротивление. Герман просто сдвигается назад, позволяя мне вымещать на себе злость и выталкивать себя в прихожую.
— Я не собираюсь ждать, пока ты там решишь проблемы. Я не собираюсь быть с парнем, который сам без меня принимает решения!
Обвиняю его снова и снова, но замираю, когда он внезапно хватает меня за плечи. Делаю судорожный вздох, вскидываю голову, натыкаюсь на потемневший взгляд зелёных глаз. Рот Германа приоткрывается, будто он что-то собирается мне сказать. Но слова не идут. И мой запал пропал.
Я лишь стою и дрожу под его пальцами. Желая, чтобы он ушёл. Желая, чтобы не уходил. Всё внутри на разрыв.
Разве он не понимает?
Но нет… конечно, всё он понимает.
Пальцы на моих плечах сжимаются сильнее, будто Герман борется с самим собой.
А потом принимает решение.
Отпускает меня и разворачивается к выходу. До порога два шага. Хлопок двери и тишина.
Закрываю лицо трясущимися руками, теми самыми, которые выталкивали Германа из моей квартиры и жизни.
Навсегда.
Боже. Это навсегда.
Только сейчас до меня до конца доходит, что это на-все-гда!
23
Дни и ночи сливаются в одну сплошную полосу, я не понимаю, где начинаются выходные, где кончаются будни. Живу от среды до среды. Как последний мазохист хожу на лекции Германа. Смотрю, как он читает материал, слушаю его голос, с некоторым удовлетворением отмечаю, что тени под его глазами становятся всё более глубокими, да и сам он, вроде как осунулся. Может, тоже переживает? Без понятия. Каждый раз, когда заканчивается лекция, Герман стремиться покинуть аудиторию раньше всех. Поймать его, чтобы задать вопросы, теперь можно разве что в коридорах университета.
Да я и не стремлюсь.
Он больше со мной не пытается заговорить. По сути — точка была поставлена.
Когда его взгляд скользит по аудитории, никогда не останавливается на мне. Кажется, он даже старается не смотреть в ту часть зала, где сижу я.
Моя проблема с курсовой каким-то боком решается. Также как и фантастическим образом в ведомости оказывается проставленным зачёт. Не знаю, что бы меня ещё ждало, если бы Герман не решил эту проблему за нас двоих. Только кому легче? Мне уж точно нет.
Делаю всё на автомате. Живу, сплю, питаюсь, хожу с девочками в кафе, чтобы отвлечься, только не особо получается. Даже если днём удаётся занять мысли какими-то другими вопросами, ночью они возвращаются. Они — это воспоминания. Ничего не могу поделать. Их слишком много. Хорошие и счастливые. Маленький кусочек счастья длиною в полгода. Только мне не хочется о нём думать. Хочется стереть всё, чтобы не вспоминать. Жаль не получится.
Я уже привыкла, что проблемы приходят в конце недели. Вот и сегодня середина дня пятницы, а Аня садится рядом со мной и трясётся, как лист на ветру.
— Что случилось? — интересуюсь я, хотя мне совсем не интересно.
Просто знаю, что надо спросить.
— Я из деканата, вернее… не совсем из деканата, — она судорожно вытаскивает письменные принадлежности на стол, у неё всё валится из рук.
Ручки и карандаши раскатываются в разные стороны по столу, мы их вместе ловим.
— Ну и что там? — уже ничего хорошего от этого места не жду.
— Там… там… — Аня поднимает на меня свои огромные испуганные глаза. — А ты никому не скажешь?