Босс скучает
Шрифт:
Сейчас со стыдом вспоминаю, как прорыдала целый день, пряталась в своём доме, как в башне из слоновой кости, лелея надежду, что Герман вернётся. Но нет, принц спасать меня не пожелал. Так что, когда разочарование поутихло, а я немного пришла в себя, утёрла беспомощные слёзы и пообещала, что больше никогда не буду зависеть от мужчины. Никогда не буду зависеть. Никогда. Ни от одного.
Оставалось лишь поклясться себе в этом. И повторять почаще, чтобы не дай бог не забыть.
Именно этим я и занималась все прошедшие пять с половиной лет после той ночи.
Не подпускала к себе никого. Не доверяла мужчинам. У меня даже желания такого
Встаю с глубокого мягкого кресла, в котором придавалась своим невесёлым воспоминаниям, и подхожу к дверце холодильника, чтобы прицепить фотку обратно.
Фото из той самой серии, которую я ненароком слила в общий доступ.
Только на ней мы вдвоём. Камера снимает с оттяжкой наши силуэты напротив окна. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать Германа, его руки на моих бёдрах, а в кадре слишком много обнажённого тела, хотя на мне накинута рубашка, а его ноги частично прикрыты полотенцем. Прекрасно помню этот момент, а также то, чем мы занялись после импровизированной фотосессии.
Если бы и это фото было слито, всё могло бы развиваться совершенно по другому сценарию. А так — Германа попросили из университета, видимо, не договорились они с Юлией Сергеевной, а, может, скандальчик, который завертелся из-за снимков, был слишком неудобен для заведения, чтобы его заминать и закрывать на произошедшее глаза.
Помню, как шла на трясущихся ногах на очередную лекцию по рискам, а там, за кафедрой, меня ждал уже не Герман. Суховатая и прямолинейная женщина за пятьдесят сразу заявила, что скупа на пятёрки и дала понять, что демократии от неё не дождешься.
— Островского уволили, слышала? — шепнула мне Аня, как только я села рядом.
— Из-за чего?
— Ну как, из-за снимков этих и загруженных ответов по аттестации, наверное. Это тоже вскрылось. Тайное стало явным. Полностью.
— Подумаешь, снимки, — пожала я плечами, надеясь, что равнодушно, хотя руки уже похолодели и нервно дрожали.
— Я тоже так считаю, но, чёрт, Варь, у нас учителей из-за фото в купальниках в открытом доступе уволить могут, а тут… — она многозначительно замолчала.
— Но мы не в школе.
— И что? Это же педагогическая этика.
Меня невольно передёрнуло от этого словечка.
— А ещё в деканате просто искрит, — продолжила нашёптывать Аня, — Юлия Сергеевна рвёт и мечет.
Юлия Сергеевна рвала и метала практически до самого моего окончания университета, а потом ушла на повышение в Москву, попутно успев выпихнуть из кресла старого декана, по протекции которого и попала в наш вуз. Так ненасытные кукушата расправляются с другими птенцами, выталкивая их из гнезда и борясь за удовлетворение своих первичных инстинктов. Больше я о ней ничего не слышала.
Тогда же в ноябре, поняв, что не могу спокойно учиться, я уехала к родителям на некоторое время, чтобы залечить раны, которые не только Герман, но и сама нанесла себе. Решила, что мне надо разобраться с образованием, потому что за полтора года в университете драмы в моей жизни оказалось порядочно. Через пару недель вернулась в свою пустую квартиру и затеяла ремонт. Перво-наперво переложила скрипучие полы и стёрла все, что могло напоминать мне про Германа.
В вузе все пошумели, да заткнулись, даже Аня больше не поднимала эту тему. Всё-таки хорошо, что я ей ничего не рассказала тогда. Пусть тайное иногда так и остаётся тайным. Хотя сейчас было бы с кем поделиться. Правда, жизнь у Ани тоже круто вильнула после ночи выпускников и гадкой истории с Мелёхиным, которая доканала её окончательно. Сейчас Аня жила в Нижнем, под крылом заботливых родителей, в дочернюю фирму Варгановых я её пристроила, надо же было ей как-то помочь. Перед моим поспешным отъездом из командировки она шепнула, что и в личной у неё всё, вроде, налаживается, но подробности обещала предоставить попозже. Чтобы не сглазить.
Интересно, чтобы она сказала на моё заявление, что я теперь работаю на того самого Островского?
Шлёпаю магнит сверху фотки, наклоняю голову к плечу и думаю, зачем же Герман поместил её сюда? На одно из самых видных мест? Давно ли она тут висит? Или только к моему приходу появилась? Не намёк ли это, что ничего не забыто? Боже, вопросов целый ворох. Сойду с ума, если буду думать об этом.
Забираю белую папку с ценными документами и пихаю её в сумку, плотно застёгиваю молнию и хлопаю ладонью по боку сумки. Дело сделано, поводов задерживаться в квартире у меня больше нет. Закрывая дверь, думаю, надо ли мне обратно завозить ключи Лидии Васильевне? Нет, второго напряжённого чаепития за день я не выдержу. Да и завтра тоже повторять опыт желания мало. Отдам Герману, пусть сам возвращает.
Выхожу на улицу, бреду к машине, а потом очень медленно еду к себе. Тут, в принципе недалеко: прямо-прямо и налево. Что за ирония судьбы!
Однако около парадной меня ждёт сюрприз, который не предугадаешь. Возов. Мой бывший шеф, взбудораженный и взъерошенный. Пропавший с радаров, как только продал фирму, он вырастает передо мной, как выпрыгивающий чёрт из табакерки. Вид у него взъерошенный, как у воробья, вдоволь потрёпанного котом, и в глазах «психинка».
— Варь, — хватает он меня за руку, — нам надо поговорить!
— Привет, — осторожно высвобождаю руку из его цепких пальцев.
— Да-да, привет, — торопливо добавляет он, словно считает лишним расшаркиваться в ненужных приветствиях. — Слушай, давай к тебе зайдём, а?
Вопросительно вскидываю брови. С чего это вдруг такие предложения? Если честно, Возов всегда казался мне нормальным адекватным начальником, особенно после работы на Кирилла Варганова, хотя и с тем можно было найти общий язык. Однако так, как он поступил со своими теперь уже бывшими сотрудниками, пункт про адекватность ставило под вопрос. Общались мы всегда сугубо по работе, и это предложение зайти ко мне, сбивает с толку. Прекрасно понимаю, что ему нужно место, чтобы поговорить без лишних ушей и глаз, но я в таком настроении, что обсуждать ничего не хочется.
— Нет, — отрезают твёрдо.
— Варя, вопрос очень важный.
— Не важнее, чем предупредить сотрудников, что в скором времени у нас сменится владелец фирмы. Так? Или я не права? Сергей, ты считаешь это нормальным: заявиться ко мне со своими сверхсрочными разговорами, когда ты кинул фирму? — всё-таки не выдерживаю и высказываю ему всё, что накопилось.
— Я никого не кидал, Варвара. Это бизнес. Ты же сама понимаешь. Мы можем с тобой хоть в дёсна целоваться и пить на брудершафт, но бизнес есть бизнес, — заводит он любимую присказку всех начальников. Где-то я уже её слышала.