Боя часов я так и не услышал

Венцель Виктор Доминик

Что бы не скрывал пятнадцатый этаж, то, что ждет меня впереди будет хуже.

Гораздо хуже.

Четырнадцатый этаж

1

Прихожая остается позади, и можно передохнуть. Белый свет молний бьет через витражное стекло, играет на лицах фарфоровых кукол с вырванными волосами, на бездыханных кусках солдатиков, на разбитой вдребезги машине и лопнувшем барабане, заставляя тени шевелиться, словно те танцуют танго вокруг меня.

Кстати, а я говорил вам, что в нашем Доме есть даже бальный зал? Нет? Ну, это

история для следующего раза, потому что-то сейчас я спускаюсь на четырнадцатый этаж – это личные покои моей старшей сестры Ники. Она тоже довольно необычная личность, можете мне поверить.

Этаж Ники поделен на двенадцать маленьких комнат, каждая из которых запирается на отдельный ключ. Моя сестра носит связку с ключами у себя на груди, вместо ожерелья, что бы их не потерять. Ключей скоро станет больше – Ника никогда не останавливается на достигнутом, тем более, время свадьбы опять почти подошло. Вернее, подходило. Нику не так давно утащил Монстр, и теперь остается только гадать, будут новые праздники или нет – если спросите меня, то я отвечу, что мне они уже поперек горла стоят.

Нику можно назвать серийной вдовой. Или хронической невестой. Или просто очень милой юной девушкой, у которой что-то не ладится в личной жизни.

Она шла под венец уже двенадцать раз, и всякий раз, эта свадьба была в скором времени после похорон ее предыдущего мужа. Все дело в том, что Ника слишком уж часто выходит из себя. В прямом смысле этого слова.

Она обнаружила, что способна жить тремя разными жизнями одного и того же человека чуть больше трех лет назад, когда выходила замуж впервые. Кажется, это был пожилой и состоятельный коммивояжер. Или это был второй, а первым был промышленник? Ничего нельзя сказать точно – моя сестра очень влюбчивая и пылкая натура.

Итак, Ника приревновала своего супруга к себе самой прямо во время брачной ночи, и воткнула ему в шею нож для вскрытия писем, который хранила в собственном будуаре. Воткнула двадцать девять раз. Брак этот был коротким, но запоминающимся. Я первым нашел ее в общей зале, когда она сидела в компании двух собственных копий, перебирая в руках белый шелковый платок.

– Это ужасно, – плакала Ника, размазывая по лицу слезы и макияж, – Я так любила его, а он предал меня прямо в первую нашу ночь! Это нечестно! Это несправедливо!

– Зато ты избавилась от груза на шее, – заметила вторая Ника, попивая кофе из фарфоровой чашечки, – Это как вырезать опухоль у больного. Спроси, вон, дедушку Клауса. Он тебе скажет. А теперь, встряхнись, хорошо? Ты ведь женщина, а не тряпка, о которую можно ноги вытирать?

– Но для начала, нужно понять, где этот старый хрыч прятал свои сбережения и акции, – сухо вставила третья, подравнивая ногти окровавленным ножом, которым недавно вскрыла мужу горло, – И избавиться от тела, кстати говоря. Вы же в курсе, что тут через пару дней такая вонь будет…

– Как ты можешь быть такой бессердечной? – заливаясь слезами, простонала первая Ника, – Неужели для тебя важнее всего деньги?

– Для нее – да, – подтвердила вторая, – а вот для меня, самое важное – твоя самодостаточность. Видишь, как удобно, если можно разделить обязанности на три части, а?

Возможно и, правда, Нике так было удобнее. Во всяком случае, ответственность за все произошедшее, и происходящее впоследствии больше не лежало только на ее плечах. До сих пор неизвестно, где они спрятали в Доме труп первого мужа. Может, даже вынесли в лес или на кладбище? Или в тот самый пруд возле нашего сада? Впрочем, какая разница. Ника закрыла комнату, где произошло убийство на ключ, и отстроила новую спальню – точную копию предыдущей. Она вообще, частенько повторялась, моя бедная сестра.

Ника училась в Столице, и за короткий срок была под венцом со своим преподавателем, одним из студентов, и даже, подумайте только, с самим директором! Ника была очень хороша собой, и от отсутствия мужского внимания не страдала точно. Впрочем, счастливыми эти браки тоже назвать сложно. Самый долгий продлился чуть больше пяти дней. На рассвете шестого она забила директора Института кофейной туркой, а все из-за того, что тот лез под юбку одной ее личности, пока другая стояла у плиты. Студенту хватило вязальной спицы под ребрами, а преподаватель отравился мышьяком, которым Ника сдобрила его зеленый салат.

– Скоро у нас будет коллекция колец, – победоносно заявляла третья Ника, разглядывая украшения, нанизанные на пальцы, – Еще чуть-чуть, милочка моя, и все наладится. Небольшое состояние у нас уже есть.

– Да, но твердости духа у нее никакой, – вздыхала вторая Ника, обмахиваясь веером из павлиньих перьев, и театрально закатывая глаза, – Ты посмотри только, как ее выводят из себя эти убийства. Эй, милочка, скажи горничной, что бы убрала кровь. Я не собираюсь жить в грязи!

Ника только рыдала, или продолжала молчать. Удивительно было представить, как все эти люди уживаются в ней одной, но со временем мы к этому привыкли. Даже обеденный стол накрывали на две дополнительные персоны.

В скором времени появился господин В, владелец аптеки, у которого дядя Лео воровал лауданум. Этот В оказался крепким орешком, и даже смог прожить на четыре недели дольше обычного. Как стало известно, постельные вопросы его почти не интересовали в силу возраста, а у Ники, в связи с этим, почти не было поводов для ревности. И тем не менее, однажды господин В решил принять одну чудесную микстуру и тряхнуть стариной, но тряхнул только собственным телом из окна четырнадцатого этажа, когда Ника опять вышла из себя. Летел он долго. Кричал громко.

Ника, Ника и Ника собирали его по частям весь следующий день.

Так моя сестра стала владелицей аптеки, которая в скором времени прогорела и с треском закрылась, а в Доме появилась еще одна запертая на ключ комната. Уже пятая.

– Еще пара браков, милочка, и мы выберемся из этой дыры, – обещала ей вторая, подводя глаза у зеркала, – Только представь, как будет славно, если мы переберемся в Столицу, а? Там этих мужей – валом. Найдем себе самого лучшего.

– И самого богатого, – говорила третья, – У которого мешок золота будет больше, чем его брюхо. Тебе не надоело жить в этом сарае, милочка?