Боярин. Князь Рязанский. Книга 1
Шрифт:
Однако, царские церковные реформы разжигали в Литовском княжестве желание «защитить русскую церковь». Об этом мне доносила агентура.
А я всё больше горел желанием помочь прусам в борьбе с Орденскими рыцарями.
Поэтому, я решил остаться, и послать вместе с Касимом и Махмудом на ногаев своих «переселенцев», вооружённых пищалями, подкреплённых моей татарской конницей. Всего я был готов отправить на восток пятьсот человек.
Мы с Иваном Васильевичем, — Великим Князем Московским, ели жаренную картошку, сидя в столовой моей московской
Я нажарил её на громадной чугунной сковороде, намыв и нарезав прямо с кожурой.
На столе в мисках стояли солёные, не бочковые, огурчики, капусточка и сальце.
— Я тебя, Иван, вот что спросить хотел, — начал я длинный заход. — Ты что нить о том, чему и кому молятся людишки русские в сёлах и деревнях, знаешь?
— Христу, знамо.
— Нет, братец, не Христу. Мой приказчик, ведун и лекарь знатный, много нового тебе сказать может. Хош, позову его? На сон грядущий послушам? Сказочку…
День уже заканчивался, Иван сегодня решил ночевать у меня. Ему нравились мои большие кровати, тепло в комнатах, идущее от конвекционных печей и водяного отопления.
Все кирпичные этажи усадьбы уже были возведены. Хоромина получилась знатная. Нормальная такая, квадратная кирпичная крепость, с внутренним двориком, для выгула пленных, и, соответственно, с местами их обитания. Эта, особая часть замка, располагалась внизу склона, ближе к городскому валу, и моим казармам.
Моя тайная служба разрослась, и «работала» по всему государству. Несколько человек служили за рубежом «нелегалами». На неё государь выделил в казне особый тайный фонд, подконтрольный и подучетный только ему. Управлял этим фондом я, всё больше и больше превращаясь в руководителя службы государственной безопасности.
Мой «тайный», уже советник, Николай Фомин был в постоянных разъездах. Искал крамолу и царскую измену. Изменников и крамольников высылали с семьями в основном в Литву. Пусть там «крамолят». Высылали за любое слово против власти или закона, сказанное прилюдно, особенно в храме, или на площади.
Казимир принимал их охотно. Но ожидали они решение о своей судьбе в моём «изоляторе» временного содержания.
— Зови. — Сказал Иван. — Сказки я люблю.
Я позвал ведуна, позвонив в колокольчик «дальней связи».
— Феофан Игнатич, мы тут с царевичем заспорили немного о том, во что верует народ. Иван, думает, что в Христа…
— А ты? — Хитро прищурясь, спросил Феофан.
— Я сказал, что не в Христа… — ушёл я от ответа.
Дед улыбнулся, качнув головой, поняв мою хитрость, и сказал:
— В Христа тоже веруют, но в другого. Веруют в сына Мары, пришедшего спасти народ своим словом добрым. Пришёл он ко всем людям, и ходил много где, неся слово Бога, но присвоили себе его учение некие хитрые людишки, переиначили слова его… Но вера началась не с него. Народ и ранее, и сейчас верит в солнце, воду, ветер, в лес, и наделяет всё это живой силой. И берёт эту силу. Не все. Некоторые ещё могут. Почти все лесные люди ещё могут. Многие знающие ушли от городов далеко. Мы с тобой говорили об этом, Михаил, помнишь?
Он со странным прищуром посмотрел на меня.
— Когда ты пришёл ко мне и сказал, что ты хочешь уйти далеко-далеко…
— Не помню, Дедко, давно это было…
— Ну да, ну да… То, что сейчас несут некоторые церкви, особо в больших городах, это не вера в Бога или Христа. Это путь во мрак. Хорошо, что твой батюшка, царевич, соединил веру. Не соединил ещё, но уже пытается. Но если он поймёт, что он защищать начал, сам того не ведая, сила у Руси будет непобедимая. Вот, смотри…
Феофан склонил голову. Постоял молча. Его волосы начали подниматься во все стороны, словно наэлектризованные. Ступни его отделились от пола, и он приподнялся над ним сантиметров на двадцать, потом опустился на пол. Подняв руки через стороны, он начал сводить их перед собой, и между ними возник огненный шар, сначала маленький, как точка, но со сближением ладоней шар вырос до размера хорошего яблока.
— Возьми его себе. — Сказал Феофан мне. — Тебе пригодится для дел праведных.
Я посмотрел на выпучившего глаза Ивана, подошёл к ведуну, и взял шар.
— И что мне делать?
— Что хочешь, — засмеялся Феофан.
Я прикоснулся шаром к себе груди, и он пропал. Ничего необычного я не почувствовал.
— И что? Где он? — Спросил Иван, и подбежал ко мне. — Тебе не больно?
— Да нет… — пожимая плечами, сказал я.
— Вообще ничего? Это же огонь! Я видел!
Мы посмотрели на Феофана.
— Огонь, но добрый. А бывает и злым. Вот если бы у тебя было сто таких магов как я…
— Ты маг? — Удивился Иван.
— Маг. — Согласился Феофан. — Магосы — это жрецы, пришедшие из далёкой страны на востоке, а туда пришедшие очень давно из холодных земель. Сейчас уже нет этого народа, но маги ещё остались. Мы долго живём. На севере от нас остались одни предания: песни, сказки.
— А я-то думал, сколько же тебе лет, если ты отцу Ильича кишку вправлял.
Ведун захихикал, а отсмеявшись сказал:
— Всё то ты примечаешь, как я погляжу.
Иван опять подскочил к Феофану, и теребя его за рукав, спросил:
— Так сколько же тебе лет?
— А скокма даш?
— Столько не живут, — с острил я.
— Ну шестьдесят… семьдесят.
— Хочешь я угадаю? — Спросил я.
— Давай…
— Три тысячи лет.
Феофан вздрогнул, а Иван раскрыл рот…
— Да ну тебя, Михась… Стокма и впрямь не живут, — засмеялся Иван, но посмотрев на Ведуна, опять раскрыл рот.
Дед с интересом смотрел на меня. Потом почесал себя за ухом, выдернул из бороды волосинку, накрутил её на палец…
— «Хатабыч, блин», — подумал я, слегка насторожившись.
Что-то пошептав, Феофан сказал:
— Где-то, так и есть… Но ты-то, малой, откель… могёшь знать? Не из наших ли будешь? — Спросил он меня.
Иван попятился, и сел на стул.
— Не… — Сказал я. — Точно не из ваших. Магия — это не моё. Сабелькой кого ковырнуть, либо кистенём… это наше, а колдовством… не владеем.
— Ну-ну… не зарекайся, паря. Сила в тебя, вон как вошла. Даже не покорёжила. Значит люб ты ей. Вот, поклонишься деревам и солнышку, глядишь, и признает тебя сила русская. Что такое Русь, знаете, оболтусы?