Боярин. Князь Рязанский. Книга 1
Шрифт:
За спиной оставались взятыми: Гнезно, Познань, Лодзь, Варшава и множество мелких местечек. Мои пятисот миллиметровые пушки пробивали трехметровые стены на вылет.
Казна павших городов переходила в орден. Наёмники были бодры и преданны. Знать, плененная в битвах, переправлялась в Данциг и Элбинг, захваченные моими людьми. Ну, не совсем моими. Города захватили прусы. И все другие, взятые орденом города заполнялись прусским войсками.
Армия ордена стояла под Краковым уже неделю. Не осаждала. Стены Кракова не обстреливались.
Мы сидели с гросмейстером в шатре, и играли в шахматы. Со счётом сорок восемь тридцать два, проигрывал я. Счёт партиям вёлся со дня нашей первой победы.
— Чего мы ждём? — Уже вероятно в десятый раз на эту неделю, задумчиво спросил Великий Магистр, трогая рукой ферзя. Спросил, скорее всего, самого себя, потому что я всегда отвечал одной фразой: «Скоро узнаете», и был сильно удивлён, когда я ответил:
— Ключи от города, гроссмейстер.
Он задержал у себя в руке коня, и переспросил:
— Поясните, сударь.
— Помните, сегодня наши наблюдатели сообщили, что в южные ворота въехал запыленный гонец? Вы будете ходить?
— Да, конечно. — сказал он и поставил фигуру.
— Поэтому…, - я взял пешку, и передвинул её под коня — я полагаю, что сегодня вам принесут ключи от города.
— Сударь, не томите… Прошу вас, дайте объяснение.
— Гроссмейстер, я ведь могу ошибаться, что это произойдёт именно сегодня, или что это вообще произойдё…
Вдруг затрубил сначала один горн, со стен Кракова, а потом другой, уже с нашей стороны. Так озвучивался выход парламентёров. В шатёр вбежал наблюдатель из числа наёмников.
— Великий Магистр, ворота города открыты, и мы видим парламентёров. Они несут знамя города.
— Ну вот и дождались, — сказал я, поднимаясь с подушек. — Пошли принимать капитуляцию.
— Не понимаю, на чём основывались ваши знания? Неужто на колдовстве?
— Всё гораздо проще, и вы вскоре это поймёте, магистр, — сказал я усмехнувшись.
Мы вышли из шатра, выставленного в прямой видимости северных ворот. И действительно, увидели направляющуюся к нам группу горожан с бело-синим знаменем.
Триста метров — далековатое расстояние для не вооружённого глаза, но у меня был мой оптический прицел, который магистр уже видел у меня, и я не собирался его скрывать. Пусть страдает догадками.
Я приложился глазом к окуляру.
— Так и есть. Несут.
— Дайте глянуть, Мигель, — попросил магистр. Он почему-то звал меня на испанский манер. Я протянул ему прицел:
— Только не уроните, Людвиг. Не рассчитаетесь.
— Да уж… Действительно… Несут… Нет, Мигель, вас надо на костёр.
— Сам знаю… Но нам, магам, только того и надо… И тогда наши силы удваиваются.
К тому времени парламентёры подошли к нам, и остановились. Горнист из сопровождения горожан протрубил отбой.
— Город Краков просит принять его полную капитуляцию, ключи от города и казну.
— Тевтонский Орден принимает полную капитуляцию города Краков с ключами и казной.
— Позволено ли будет наёмному рыцарскому гарнизону вместе с Князем Олелько Владимировичем покинуть город?
— Из кого состоят наёмники? — Спросил магистр.
— Чехи, венгры, молдавы.
— Пусть уходят. Олелько Владимирович не поздоровается с нами, и не попрощается? — Хохотнул Магистр. — Не по-рыцарски, как-то…
— Турки Османы Киев взяли и Львов. — Ответил бургомистр. Так мы даём ему сигнал?
— Давайте, — сказал магистр и посмотрел на меня. — А ты ведь знал…
— Да, — скромно сказал я. — Граница между Прусией и Османской империей пройдет по этим городам.
— Пруссией?
— Да, так будет называться новое государство, где ты будешь Королём.
— А как же Германия?
— Германии не до того. Там народные восстания. Ей бы сои земли сохранить. А поляки на тебя сейчас будут молиться, чтобы ты защитил их от турок. Но ты станешь королём, только тогда, когда перестанешь думать о себе, как о мессии, несущем Бога тупым дикарям. Прусы этого не поймут, а в их руках все твои крепости. Тебе придётся смириться с их верованиями. Бог — един для всех.
Как ни странно, гроссмейстер, не вскипел, когда осознал, что он проиграл мне большую шахматную партию. А то, что он всё понял, отразилось на его лице сменой мимики и эмоций: страх, горе, презрение и, в конце концов, — покоя. Он глубоко вздохнул.
— Не приятно осознавать себя… даже не фигурой, а пешкой в руках молодого московита.
— Вас только это смущает? — Спросил я, приподняв от удивления брови. — То-есть, если бы вы были пешкой в руках Папы, или Императора, — это бы вас не расстроило? Для вас это нормально?
Теперь и он с удивлением посмотрел на меня.
— А то, что я вас из пешки провёл в ферзя, это вас… — Я не договорил, не найдя сравнения, а только пошевелил пальцами. — Не удивляет и не радует? Вы же были полны амбиций, так реализуйте же их. И вам помогут.
Мы смотрели друг на друга.
— Вы, гроссмейстер, в руках не у меня, а в руках Бога. Или вы это не понимаете? Мы же все в руках Бога, Людвиг. Вы же верующий человек! И, заметьте, магистр… Я вас не обманул ни в чём. Мне ничего ни от вас, ни от вашего ордена не нужно. А земли вы, с моей помощью, сохранили. И даже восточные.
— Это тебе на счастье, Махмуд. — сказал я при вручении подарка.
Сейчас, прощаясь на берегу реки, я отдал ему саблю с таким же камнем в навершии рукояти, и сказал: