Боярин. Князь Рязанский. Книга 1
Шрифт:
— Так без глаз, же…
— И то быват…
— Ну ты, Феофан, и объяснять мастак. Ничего не понятно.
— А чо тут объяснять и понимать… Есть, и всё.
— Спаси тебя Бог, Феофан Игнатич, — сказал Царь, и поклонился. — Михась, наливай свово крепкого.
Я налил всем грушевого самогона, очень нравившегося Василию Васильевичу.
— Скажи что-нибудь, Князь. Горазд ты… складные застольные басни сказывать.
Я встал, помолчал.
— Сегодня Бог дал тебе, Государь, особые глаза. Ими ты теперь видишь, и вперёд, и назад. Это очень важно для хозяина
Я поднял кружку. Все встали и выпили. Царь крякнул и выдохнул.
— Ну, какой же дух у водки твоей…
За всеми чудесами, я забыл о главном событии. Поступил первый доклад от нашей экспедиции на Южный Урал. Сейчас Василий Васильевич самолично читал его, водя пальцем по пергаменту.
— Золото в песке и самородках — тридцать два килограмма восемьсот два грамма, серебро — сорок семь килограмм пять…
— Слыш, Князь, что за граммы, килограммы? Не пойму чёта… Это по каковски?
— Тут Царь-Батюшка, така оказия вышла… Придумал я метрическую систему меры длинны и веса. Сейчас на Руси, чем и как токма не меряют. Вот смотри… теперь уже тебе и показать можно, слава Богу… Да… Смотри…
Я вытянул в сторону левую руку, а пальцами правой руки коснулся груди, согнув её в локте, и отведя локоть в сторону.
— Это я назвал царской мерой длинны — метр. Вот он.
Я сходил в кабинет, принёс металлический метр, и отдал его царю.
— Потом мы сделали кубический ящик, со сторонами ровно метр, налили туда воды и взвесили её. Это получилась тысяча килограмм или — тонна. Вот тебе царская мера веса — килограмм. Вот…
Я дал ему маленький металлический цилиндр.
— А вот это — тысячная доля килограмма — грамм.
И я подал ему совсем маленькую пластинку металла.
— Занятно, — сказал царь, — А это что за черты на метре?
— Это миллиметры. Тысячная доля метра.
— Царская мера, значит?
— Да.
— А мерял то, свою руку… — почти обиженно сказал Государь.
— Так, это я для показа, токма, а на метре — твоя. Сам померяй…
Царь приложил метр к груди…
— Фу, ты… Гляди кось… И тут не забидел государя. А я уж думал…
— На кол? — Я рассмеялся.
— Ну… не на кол… канешна, смущённо сказал Царь, — но, сам понимаш… Звиняй государя. Гордыня — царский грех, А ну, померяй свою руку, — сказал он неожиданно.
Я измерил. Мои руки оказались короче. Я перекрестился и облегченно вздохнул.
Иван показал царской спине язык.
— Ах ты, псёныш! Царю языка показывать? Гляди, укорочу! — Гневно, но потом рассмеявшись вскрикнул Царь, обернувшись к Ивану.
— Эти меры длинны и веса, Государь, надо в приказе мер и весов хранить. По ним делать ровные метры, грузы, инструменты. На них ставить клейма царские и продавать ремесленникам. В казну навар большой будет. Я уже в Рязани наладил производство, вот таких измерителей.
Я
— По единой мере можно заказывать части орудий, пищалей в разных местах, и они будут сходиться. Заряды для пищалей можно в разных княжествах делать, а подходить они будут к пищалям, сделанным в Москве. И надо бы дать указ, чтобы приказные следили, за тем, чтобы мастеровые по единой царской мере всё делали.
— Знатно придумал, Михал Фёдорович. Давно думал о том. Многие думали, а как подойти не знали. А ты взял, царёву руку померил, и на тебе.
— У немцев, слышал, пытаются землю измерить, и от той длинны взять долю малую, и ею всё мерять. Как они землю измерят, одному Богу известно. А тут всё просто. Я подумал, под царёвой рукой всё? Вот пусть ею и меряют.
Иван показал мне большой палец. Выпили и за это. А потом я вспомнил за Новгород.
— Царь-Батюшка, а что Новгород-то, с нами, или без нас?
Царь крякнул, покачал головой, дожевал мочёное яблоко и сказал:
— Новгородцы — купцы хитрожопые. Хотят и рыбу съесть, и на уд не сесть.
И не услышав моих вопросов, продолжил.
— Грят, «возьмите нас в Россию, но жить бум по-своему. И князей приглашать, как и ранее, и сношаться с немцами и шведами, как захотим».
— Не, государь, сношаться с другими им не позволяй, — смеясь сказал я, — Токма государь Российский указывает, как и с кем можно… — Я заржал сильнее.
— Чего ржёшь, аки мерин? — Верно говоришь.
— Да, это я так, государь, с пьяну… Смешинка попала.
— Ну, и что думаш? Иван советует дозволить им своевольничать, но брать с них десятину.
Я с уважением посмотрел на Ивана, и он зарделся.
— По мне, так, очень здраво Иван Васильевич советует. Я бы ещё добавил им план, как мы по уездам рассылаем. Сколько училищ открыть, порт расширить… Ну и там… много чего ещё. И законы пусть наши чтут. Ревизора им поставить. У каждого купца, чтоб книги доходно-расходные были. И пусть живут, как хотят.
Царь рассмеялся.
— И Иван, почти в точ сказал. Вы сговорились, ли?
— Да, когда? — Спросил Иван, явно довольный, что его мысли совпали с моими, а я подумал: «Моя школа, Киса… Молодец царевич», но вида не подал.
— У умных людей думки сходятся, — перефразировал я известную мне поговорку.
— Тады, и я так думаю, — рассмеялся Царь.
Наследующий день Феофан позвал меня смотреть его «зелейную лавку», а я позвал с собой Царевича Ивана. Полагал, что ему должно быть интересно.
Лавка была пристроена к моей усадьбе — крепости, сразу слева от юго-восточных ворот Кремля. Я сам там не был почти год. В тот раз из Венеции прибыли, заказанные мной линзы и призмы, и мы долго сидели с Феофаном и его двумя младшими сынами над нарисованными мной схемами микроскопа, подзорной трубы и телескопа. Денег линзы и зеркала стоили немерянных.
В итоге Феофан пригласил меня на смотрины, изготовленных ими приборов. Я на ушко сказал ему, чтобы он показывал и рассказывал не мне, а царевичу. Он согласно кивнул.