Боярин. Князь Рязанский. Книга 1
Шрифт:
Я плеснул себе ещё «пять капель» в первый, изготовленный в Лоеве коньячный фужер, ещё толстоватый, но чистый на просвет. Пили, наливая каждый сам себе. Я так установил среди друзей и близких коллег. Так легче контролировать состояние, и не возникает желание перейти на «ты меня уважаешь?»
— Это, Николай Петрович, очень важная шишка… — Задумчиво сказал я.
— А мы думали…
— Это человек Папы Николая Пятого при короле Фридрихе. С Фридрихом они, можно сказать, дружны. Учился в Лейпцигском Университете. Активно участвовал в подавлении гуситов. Папа Николай уже сейчас бы пожаловал ему герб, но не хочет привлекать к этой персоне внимание. Поппель только с виду простоват. Умнейший человек с прекрасной памятью. Очень интересуется языковыми и национальными конфликтами. Якобы в миротворческих, а на самом деле в разведывательных, целях. Запоминает всё. Ему и записывать не надо. Поймать его на передаче разведданных не получится. Он спрашивал про меня?
— Конечно, Михал Фёдорович. В наглую ищет в Пруссии тех, кто бы поспособствовал вашей встрече.
— Видишь, как просто он высвечивает мои связи. Пытается высветить… — поправился я.
— Он и до короля прусского Людвига добрался с посольской грамотой. И тот даже принял его, но после первого вопроса про тебя, спустил на него своих псов.
Николай засмеялся, я тоже, представляя, как Поппель, пробуксовывая на скользком полированном камне, убегает от громадных догов.
— Живы ещё, пёсики?
— Живы… Мать их так… Людвиг продолжает потравливать народ собачками… Детские привычки не исправимы…
Помолчали. Выпили. Закусили.
— Встречаться с Поппелем будем в Минске. Ты сам его видел?
— Представлялись. На ярмарке в Данциге. Я сейчас думаю, что он специально на меня тогда «случайно» вышел. Он спрашивал у меня про тебя. Говорил, что собирается ехать в Москву к Царю Василию, но хотел бы, предварительно пообщаться с тобой.
— Ага… Нужен он Василь Василичу, как собаке пятая нога. Тот его сперва на кол посадит, а потом спрашивать: «как дела в германии», будет.
— А пошто ты здесь его принимать не желаш?
— Ты видел, что у меня тут уже построено, и что строится?
— Нет, особо не успел ещё.
— У нас тут, Николай, такой город мастеров получается… Я тебе секреты говорить не стану, вдруг под пытки попадёшь… Звиняй, брат.
— Понимаю, Князь. Без обид… Плитку твою керамическую оценил по достоинству. Подметено, на улицах снега нет, освещение масляное…
— Газовое, Николай… — сказал я усмехаясь, и показывая на одну из ламп, висящих на стене.
— И это не просто «газовая» лампа.
Я подошёл к лампе и покрутил вентиль. Лампа запылала ярко белым светом. В ней была установлена калильная сетка.
— Матка боска! Донер верер! — Удивлённо и восхищённо простонал он.
— А ты говоришь, сюда его пустить…
Я был на реке, смотрел, как работает наш новый «движетель» к водяному насосу и как закладывают пороховые заряды на лёд, когда прискакал вестовой и доложил:
— На «минской» заставе трубили призыв подмоги, Великий Князь.
— Стреляли?
— Нет.
Я сел на его лошадь и поскакал к заставе. Стоял конец февраля. Но было тепло, слякотно и грязно, благо, что керамическая плитка теперь покрывала, и набережную, и подходы к городку, и сам городок. Я представил сейчас грязный московский люд, и заулыбался.
Однако дорога была… обычная, и я поехал медленнее.
На заставе, кроме караула, находился и начальник военный комендатуры города со своим комендантским взводом. По ту сторону кордона, за шлагбаумом, стояла облепленная грязью карета и десяток сопровождающих её всадников.
— Разрешите доложить? — Спросил, увидев меня, комендант.
— Докладывайте.
— Неизвестные напали на городской пограничный пост, пытались обезоружить, но получив отпор отошли. У нападавших есть раненые.
— У нас?
— Никак нет, Великий Князь!
— Молодцы! Всех поощрить. Узнали кто такие?
В это время вылезший из, явно иностранного производства, кареты «пассажир» крикнул по-русски:
— Я посол короля Фридриха Третьего! Вы не смеете меня здесь задерживать… Я еду к Русскому Царю Василию Васильевичу в Москву.
— У него подорожная есть? — Спросил я тихо.
— Есть… До Москвы. — Комендант протянул мне свиток.
— А сюда как заехал?
— Говорит, все дороги ведут в Москву…
— Понятно…
Я обошёл шлагбаум и подошёл к «пассажиру» кареты.
— Вы, если не ошибаюсь в прочтении вашего имени, Никола Поппель?
— Так, — гордо и с вызовом произнёс он, и добавил. — Я посол…
— Я слышал. То есть, вы хотите сказать, что по этой дороге едете в Москву?
— Так! Да!
— А какой это город, знаете?
— Так! Да! Крепость Лоев.
— То есть, вы знаете, что эта дорога ведёт в Киев и Чернигов?
— Так… Знаю. Это ничего. Я — путешественник, мне интересно увидеть разные города. Я — писать книгу. — С некоторым акцентом, проговорил он.
— Отлично, значит вы четко понимаете свои действия. Помощь вашим раненым нужна?
— Нет спасибо, там царапины.
Я вернулся к коменданту, и сказал.
— Сопроводите «путешественника» за Киевский кордон транзитом, без заезда в город.
Шлагбаум поднялся, и карета, дёрнувшись, тронулась и покатилась по дороге. Проезжавший мимо меня в карете Поппель с благодарностью мне поклонился.
— Ну-ну, — подумал я. — Какое же тебя ждёт разочарование.
Мы с комендантом ехали рядом, заговорщицки переглядываясь. Доехав до развилки, возница кареты попытался направить её на лево в город, но конвойный стрелец хлестанул её кнутом, и она рванулась на право, проезжая развилку.
Из кареты выглянул Поппель и прокричал:
— Нам нужно в город! Кушать… ням-ням… бистро!