Боярин
Шрифт:
— О це гарный платочек, — бубнил он, — Ось туточки юшка мабудь отмоется, и буде Роське добрый подарочек.
Продолжая разглядывать трофей, мужик вытянул перед собой руки, отгородившись от меня, словно занавеской. Воспользовавшись моментом, я потянулся было к путам на ногах, но понял, что вряд ли бандит долго будет держать перед собой платок. И тогда, сев на ноги, я с силой оттолкнулся и прыгнул вперед. Сбив татя на лавку, с замахом из-за головы врезал ему двумя кулаками в лоб, отчего тот ударился затылком о дубовую столешницу. Глухо звякнула лежавшая тут же обнаженная сабля. Растолковав звяк, как намек, я схватил ее и полоснул хрипящего
В глазах потемнело то ли от вида хлынувшей из перерезанного горла крови, то ли от того, что моей отбитой голове были противопоказаны столь резкие движения и тем более прыжки. Едва не потеряв сознание, я упал на коленки и какое-то время так и стоял, приходя в себя. Первое, что увидел, когда зрение прояснилось, собственные окровавленные руки. Не сразу дошло, что это моя же кровь от порезов бутылочным стеклом.
Поднявшись и стараясь не смотреть на запрокинувший голову труп и лежавший на его коленях заливаемый кровью платок, я прислушался. Вроде бы, на шум никто не спешил. Я осмотрелся. В помещении две двери. Одна, судя по снежным следам у порога, ведет на улицу. К ней и поспешил, как только перерезал путы на ногах, но, услышав приближающиеся голоса и скрип снега, отпрянул и ринулся к противоположной двери. Но и за ней слышались голоса.
Я затравленно осмотрелся вокруг — спрятаться негде. В отчаянии поднял взгляд кверху и увидел лаз под крышу. Собственно, назвать эту щель лазом можно было только находясь в столь отчаянном положении. Потолок в помещении был под наклоном, вероятно доски нашивались прямо на стропила, и вдоль всей внутренней стены под потолком тянулась щель не более четверти метра шириной, выходящая, как оказалось, на чердак дома.
Встав на лавку, ухватился за балку, забросил поочередно ноги в щель и с большим трудом протиснулся сам. Благо был в легком стрелецком кафтане, который мне выдал оскольский воевода.
Скатившись с верхнего бревна простенка в густую паутину, я утешил себя мыслью о том, что зимой все пауки спят, заныкавшись по щелям, и затих, вспомнив, что нахожусь как раз над теми, чьи голоса слышал за внутренней дверью.
А тут и наружная дверь заскрипела, отворяясь, и сразу прозвучал удивленный возглас:
— Цэ шось такэ? Петро, побачь, це Остап, чи не?
Прогрохотали поспешные шаги, скрипнула дверь подо мной и уже другой голос заорал:
— Пан генерал, цэ шо с Оськой Горобцом такэ? Цэ-ж какая вражина его зарубила?
— Где пленник?! — истошный вопль генерала-ренегата заставил меня вжаться в насыпанную на настил перекрытия сухую землю и затаить дыхание.
— Утек, курва, — ответил кто-то главарю.
— Изловить!
Топот множества ног в направлении выхода, и внизу воцарилась тишина. Я наконец-то смог вдохнуть, но, втянув ноздрями изрядное количество пыли, тут же зажал рукой рот, пытаясь сдержать чих, могущий прозвучать в наступившей тишине слишком громко. Мне это с трудом удалось ценою заложенных ушей и едва не вылетевших барабанных перепонок.
Снова послышались голоса, потянуло холодным сквозняком из открывшейся двери, и я услышал:
— Цэ-ж вин ежели до Оскола побег, хлопцы мабудь и догонют. А ежели нет? Тут же на пятьсот шагов вокруг все истоптано, пан генерал.
Далее последовали долгие и витиеватые излияния из уст Евлампия Савина, в коих поминалась судьба-злодейка, князья-московиты и никчемное отребье, годное лишь просить милостыню на паперти, а не именоваться казаками и ходить в лихие набеги на клятых москалей. А я тем временем молил Бога, чтобы ни у кого из бандитов не возникло желание проверить, способен ли нормальный человек протиснуться в узкую щель под потолком. Выплеснув накипевшее, генерал распорядился немедленно покинуть усадьбу, ибо, ежели беглец, то есть я, все же доберется до крепости, то надо как можно дальше оторваться от возможной погони.
— Полоняников порубать, чи шо? — вопросил кто-то.
— Я тя самого порубаю! — взъярился Савин. — с собой погоним. Продадим османам, хоть какой-то навар получим. И не дай Боже, кто девку пальцем тронет!
В доме вновь поднялась суета, а я, дрожа от холода, размышлял над полученной информацией. Слава Богу, Алена жива и невредима. Сопровождающие нас мужики тоже. Все ли? Но мне-то что делать? Дождаться, когда бандиты уйдут и, если не околею тут окончательно, бежать в Оскол? В лучшем случае доберусь туда к ночи. Погоня, если воевода ее организует, выедет не ранее утра. Плюс, пока домчатся до усадьбы. По любому у банды будет минимум полтора суток форы. То есть, Алену наверняка ждет османское рабство. А ежели Савин за своими бандитами не уследит, то чего и похуже. Ну, и что я могу сделать? Спрыгнуть и всех поубивать? Не смешно.
Дверь наружу теперь не закрывалась, и меня все сильнее трясло от пронзительно-ледяного сквозняка. Во дворе ржали кони, перекрикивались люди. Кто-то говорил, что надо подождать отправившихся в погоню хлопцев. Но Евлампий послал его куда подальше вместе с теми хлопцами и приказал выступать.
И вот все звуки стихли и я наконец-то расслабился. Дрожь тут же передалась челюстям, и они звонко застучали зубами.
Не в силах больше терпеть холод, я с трудом протиснулся в обратном направлении. Окоченевшие руки соскользнули с балки, но падение оказалось удачным — обошлось без травм. Содрогаясь всем телом, я поспешил внутрь дома в поисках тепла. Обнаружил печку и прильнул к ней, пытаясь впитать исходящее тепло. Увидел торчащий с лежанки край овчиной шкуры, стянул и завернулся в нее. После чего прошел и закрыл обе двери — комната была проходная. Вернувшись, снова прижался к печке, продолжая сотрясаться от не желающего покидать мои внутренности холода. Эх, сейчас бы кружечку простого кипяточка…
Неожиданные шаги за дверью оборвали мысль о кипятке, сменив ее другой — об отправленной за мной погоне. Наверняка это они вернулись.
Дверь заскрипела, открываясь. Паника мгновенно выгнала из меня холод, заставив его выступить липким потом.
В следующее мгновение через порог шагнул стрелец Федька. Парень обнимал себя за плечи и трясся от холода так же, как пару минут назад трясся я. Его взгляд быстро окинул комнату и наткнулся на меня. Стрелец испуганно шарахнулся назад, но уперся во входящего следом Данилу. Тот тоже заметил меня и удивленно взметнул брови.
— Дмитрий? — дрожащим от холода голосом вопросил он. — Так ты не утек?
— Я-а? Да я в жизни ни от кого не убегал!
— Дык, э-э… а… — попытался выразить мысль Данила, припадая к печке.
Федька забрался наверх и простучал оттуда зубами:
— По-по-подбросьте па-па-палешков.
— Охренел, чувак?! — осознание того, что я не одинок, придало мне уверенности, и потому решил сразу определиться с субординацией. — Нешто я тебе прислуга?!
Юный стрелец дернулся было соскочить с печи, но я остановил его повелительным жестом.