Боярыня Матвеева
Шрифт:
Мэри понравилось это грубоватое, но дельное замечание. Похоже, муж Соломонии был хотя и невзрачен, но не глуп; да и стал бы умный боярин Морозов выбирать себе в прихвостни дурня?
– Верно, – согласился Матвеев. И добавил, глядя на Мэри, – помнишь свой рассказ про короля, который несколько раз перекрещивался? Его ведь тоже убили.
Флора резонно заметила, что есть множество прекрасных людей, которые веру не меняли и никого не предавали, но были убиты – иногда даже теми, кого они защищали.
Гретхен же вступилась за честь госпожи Чаплинской-Хмельницкой. Она заявила, что женщина –
– И на войну её с собой брать? – усомнился Матвеев.
Присутствующие пришли в сильнейшее возбуждение и галдели на трёх языках разом, перебивая друг друга. Дуглас всё пытался прочитать сонет Шекспира – разве может британец прожить целый день и не помянуть Шекспира!
«Мешать соединенью двух сердецЯ не намерен. Может ли изменаЛюбви безмерной положить конец?Любовь не знает убыли и тлена»Усилия его пропали втуне, так как английский язык понимала кроме него самого только Мэри, а она думала о другом. История страшная, она должна отталкивать, но вместо этого завораживает. Наверное, что-то подобное чувствует мотылёк, летя на пламя, что-то похожее чувствовал Икар, летя на Солнце и чувствуя, как плавятся его крылья. Милая, ты пьяна?
По окончании трапезы Флора Краузе на правах старой, больной женщины распрощалась с гостями и ушла к себе. Гости тоже стали расходиться.
– Мы рады были тебя видеть, – говорила Мэри, целуя на прощание Соломонию Егоровну.
– А я-то как рада! Я в глуши совсем отвыкла от светской жизни!
– А ты доволен, господин?
– К собственному удивлению – да! Поехал нехотя, только чтобы Соломония Егоровна не бранилась, а получилось очень приятно.
Соломония за спиной мужа сделала страшные глаза.
– Его невозможно научить приличиям, – сказала она по-немецки.
– Ладно, нормальный честный ответ, – смеялась Мэри.
– Ты нас очень выручила, – благодарили её Герман и Гретхен.
– Это к госпоже Флоре, она хозяйка дома. И нам ваши милые родственники понравились.
Когда Мэри пошла провожать Матвеева, Цецилия и Дуглас с явным облегчением удалились в свою комнату.
Они даже не дошли до сеней, когда Матвеев схватил её в объятия и стал жадно целовать.
– Я скучал по тебе, – шептал он.
Молодая женщина не только не сопротивлялась – она вцепилась в его плечи и отчаянным усилием воли удерживала себя от того, чтобы не сделать что-нибудь немыслимое, непристойное, недопустимое для порядочной женщины – и всё-таки сделала.
– Нас увидят слуги, – прошептала она, – пойдём ко мне в комнату.
Синий шелк платья заструился по сундуку; через секунду лиловое сукно кафтана упало рядом.
Глава 13
«Выйдет замуж, познает блаженство…»
Кто это говорил и про кого? Она услышала эту фразу в далёком детстве и по детской невинности не поняла – потому и запомнила. А потом выросла, вышла замуж, похоронила мужа, долго вдовела – и познала. Не «довольно приятно и потом крепко спится», как она описывала незамужней тогда ещё Гретхен свои первые брачные впечатления, а действительно – блаженство.
Огонёк единственной свечи создавал в комнате причудливую игру света и тени, и когда молодая женщина снова обрела способность видеть, собственная спальня показалась ей сказочным чертогом. Всё её существо было исполнено спокойного счастья; она повернула голову и посмотрела на своего обольстителя. Глаза его были закрыты, ресницы отбрасывали длинные тени; Мэри потянулась и прикоснулась губами к его скуле.
– Спасибо, – сказала она.
Ресницы медленно поднялись.
– За что?
– За наслаждение.
Любовник приподнялся на локте.
– Ты серьёзно? Как давно я не спал с бабой, которой это нравится.
Он поцеловал её, вылез из кровати, набросил на голое тело кафтан и вышел. Мэри усмехнулась: понятно, куда может выйти человек после сытной еды и обильных возлияний. Сама она воспользовалась горшком и затем забралась обратно под одеяло.
Любовник вернулся и вскоре залез туда же, осторожно прижав её к себе.
– Артамон, – осторожно позвала она. – А тебе мои ласки понравились?
Мужчина не то всхлипнул, не то хрюкнул.
– Я доволен. Спи.
После чего уткнулся носом ей в плечо и заснул сам.
Мэри ещё лежала некоторое время как зачарованная, подумала, стоит ли гасить свечу и решила – не стоит. Догорит – сама погаснет [14] . И отплыла в страну снов.
Утром он проснулся первым и стал одеваться. Она тоже встала, завернулась в халат, наскоро сунула ноги в туфли и спрятала волосы под чепец. Вернётся – приведёт комнату в порядок и оденется как следует.
14
На самом деле – весьма легкомысленный поступок. Большинство домов в то время были деревянными и легко загорались.
– Тебя покормить?
– Нет, дома поем.
Он сам взнуздал коня и перед тем, как вскочить в седло, поцеловал её в губы. Она сама открыла ворота и выпустила его на улицу. Всё это молодые люди проделали тихо и слаженно, словно злоумышленники. Начинался ясный летний день, светлый, как праздник, и прекрасный, как жизнь.
Глава 14
Она убрала комнату, повесила нарядное платье в шкаф и одела будничное, черное. А потом упала на колени перед распятьем и стала молиться, присовокупляя к обычным ежедневным словам слова о прощении. И сама понимала, что лицемерит, что нет в ней ни стыда, ни раскаяния, а есть только радость. Инстинкт более древний, чем все религии мира, твердил ей, что произошедшее – не грех и не зло, а таинство природы.