Боже, Сталина храни! Царь СССР Иосиф Великий
Шрифт:
Кто жаждет поспорить – извольте: основные политические вехи террора. Сентябрь–ноябрь 1793 года – осуждение и казнь основных руководителей жирондистов. Заметим – жирондисты для текущей французской власти «свои», большинство жирондистов в 1792 году голосовало за казнь короля (хотя некоторые голосовали с небольшими оговорками). Правда, в это же время (в октябре 1793 года) происходит казнь МарииАнтуанетты, но это так, случайный штрих – ее следовало бы казнить вместе с супругом, и ментально эта казнь лежит в той же плоскости, что и убийства дворян в парижских тюрьмах, – то есть относится к предшествующей эпохе.
Дальше – еще веселее. В марте 1794 года происходит осуждение и казнь эбертистов, левого крыла якобинцев, то есть наиболее радикальных «революционеров». Мало того – эти казни сопровождаются нападками на мертвого (!) уже Марата.
Апрель 1794 года – казнь Дантона и группы его сторонников, «правых революционеров», если пользоваться риторикой более позднего времени. Дантон – один из трех главных вождей революции, самый пламенный ее трибун, наиболее яркая личность из тех, кто «делал» революцию, – и вот его казнят, да еще вдобавок вместе со всеми единомышленниками. В это же время происходит нанесение удара по Коммуне Парижа – казнь прокурора Коммуны Шометта.
И, наконец, июнь–июль 1794 года, «Прериальские декреты», тотальный террор. Что характерно – террор больше не был нужен Конвенту. После крупных побед над внешним врагом в 1794 году отпал такой (и без того довольно хлипкий) аргумент в пользу террора, как борьба с заговорами. Буржуазная Французская республика была сильна и политически едина, тем более – после разгрома Коммуны не было никакой опасности «слева», со стороны санкюлотов.
Однако вожди якобинцев, Робеспьер и СентЖюст, требуют от Конвента (и фактически заставляют его принять) удивительные законы, дающие центральной власти совершенно неограниченную власть над жизнью и смертью граждан. Смертной казни подлежали «враги народа», и понятие это толковалось чрезвычайно широко. В частности: «Враги народа – это те, кто стремится уничтожить общественную свободу, будь то силой или хитростью… те, кто будет стараться ввести общественное мнение в заблуждение, препятствовать просвещению народа, портить нравы, развращать общественное мнение». Столь неопределенные формулировки не оставляли в безопасности ни одного человека.
Однако этим шедевр законодательства не исчерпывался. Истинные открытия лежали в области судебных процедур: «Оклеветанным патриотам закон предоставляет в качестве защитников присяжных патриотов; заговорщикам он их не предоставляет». У нас тоже, что уж греха таить, адвокаты обвиняемым предоставлялись не всем и не всегда (осужденные Особым Совещанием, «тройками», военными трибуналами защитников не имели по статусу этих «органов правосудия»). Но повальное лишение права на защиту – это было только во Франции!
Итак, вопрос о виновности решался до суда. В результате применения этого закона с 22 прериаля (10 июня) по 9 термидора (27 июля) 1794 года только в Париже погиб 1351 человек, лишь в два раза меньше, чем за весь предшествующий год.
И теперь – ключевой момент французского «красного» террора. Его творец, Робеспьер, постоянно эксплуатирует универсальную сюжетную схему, применимую к любой политической ситуации революционной эпохи: есть «враги, покушающиеся на «свободу» и «завоевания революции» – посему «истинные патриоты» должны собраться в мощный кулак и уничтожить этих «врагов». В качестве же «врагов» по очереди выступают все основные деятели революции: Мирабо, Барнав, Лафайет, жирондисты, эбертисты, Дантон, Демулен, руководство Коммуны – но отнюдь не скрытые монархисты, остатки дворянства или оставшиеся в своих приходах священники – кои, если следовать логике революции, и есть ее «истинные враги»!
Немного позднее, в марте 1794 года, СентЖюст, обычно выступавший с обвинениями, основанными на идеях Робеспьера, для того чтобы одновременно ударить и по умеренным дантонистам, и по ультрареволюционным эбертистам, предлагает еще более изящную схему: существует только один заговор – заговор иностранцев, которые, желая погубить революцию, либо подкупают «снисходительных» (удар по Дантону), либо побуждают совершать жестокости, чтобы обвинить в них народ и революцию (удар по Эберу).
Таким образом, основными событиями эпохи так называемого «революционного (якобинского) террора» (а уж «белого террора» и подавно) было нанесение ударов по различным революционнымгруппировкам.
Удивляет и поражает социальный состав жертв массового террора. Как это установлено Луи Бланом, из 2750 человек, казненных в Париже и о которых есть данные по их социальному положению, лишь 650 (менее четверти!) принадлежали к зажиточным классам, аристократов же среди жертв было еще меньше.
Однако даже не это главное; самым удивительным оказывается анализ политической ориентации жертв террора среди членов Конвента. Наиболее острым политическим вопросом, по которому в Конвенте прошло самое зримое и убедительное размежевание на революционеров и умеренных, был, вне всяких сомнений, вопрос о казни короля. По этому вопросу и проходил водораздел между истинными революционерами, готовыми на крайние меры, и случайными «попутчиками», спасовавшими в ключевой момент французской истории, не смогшими переступить через себя перед пиететом к «царствующему дому». Так вот, из присутствующих при голосовании по этому кардинальному вопросу Французской революции в Конвенте 721 человека против казни голосовало 286. И жирондисты, и, естественно, более радикальные группировки выступили за казнь (правда, как уже было сказано выше, некоторые жирондисты – с оговорками). И вполне разумно было бы ожидать, что в обстановке острой политической борьбы 1793 – 1794 годов, при постоянных обвинениях в роялизме, гильотинированы должны были бы быть в первую очередь именно те депутаты Конвента, что голосовали против казни короля. Произошло же обратное! Все усечения национального представительства происходили за счет группировок, представители которых хотели смерти Людовика XVI. Налицо загадка: «революционный террор», направленный против революционеров, поразительная «снисходительность» по отношению к членам Конвента, голосовавшим против казни короля.
А у нас? То, что в исторической литературе называется «красным террором», было именно «красным». Большевики нещадно резали представителей бывших господствующих классов, равно как и русскую версию «жирондистов» – то бишь представителей умеренно левых партий, бывших движущей силой Февральской революции. «Своих» не трогали – перед лицом угрозы потери власти все разногласия внутри РКП (б) нивелировались, сглаживались – главное было удержаться во властных кабинетах, удержать в руках рычаги управления Россией.
После победы в Гражданской войне, опять же, никакого физического террора против «своих» не наблюдается. В верхах, правда, идет непрерывная резня за власть, за ленинское наследство – но резня интеллигентная, без поножовщины, без гильотины и расстрелов на рассвете. То есть в период 1923 – 1932 годов товарищ Сталин ни на какие реальные репрессии против своих внутренних «эбертистов», «коммунаров» и, тем более, «термидорианцев» не идет; товарищ Сталин оттесняет их от власти путем открытого голосования, то бишь – исключительно демократическим путем. Если репрессии и ведутся – то исключительно бескровные, в виде исключения из партии или высылки в разные тмутаракани.
Момент истины наступает 1 декабря 1934 года.
«Советский Марат» – председатель Ленинградской партийной организации Сергей Миронович Киров – погибает от руки «советской Шарлоты Корде» – Леонида Николаева – лет на двенадцать позже положенного по законам жанра срока. Но надо отдать должное руке Провидения (или кто там наверху отвечает за своевременность событий!) – это убийство произошло чертовски вовремя!
За два года до этого трагического события, 12 января 1933 года, ЦК ВКП (б) принимает решение о проведении чистки партии. В течение 1933 года из партии исключается около 800 000 коммунистов, на следующий год – еще около 340 000. Общая численность партии (членов и кандидатов в члены) в результате этой чистки снижается с 3 млн 500 тыс. по состоянию на 1 января 1933 года до 2 млн 350 тыс. на 1 января 1935 года. Но чистка рядов – лишь начало; это очищение партии от всякого рода оппозиционеров чисто бюрократическим методом, что называется, по анкетным данным. Метод, конечно, эффективный, но все же – не панацея. Кто что говорил на собраниях (и что записано в протоколах) – это, конечно, важно, на основании этого можно большую часть «уклонистов», правых и левых, вычислить. Но гораздо интереснее не то, кто что говорил, – намного важнее руководству партии знать, кто и что ДУМАЕТ…