Божественная любовь
Шрифт:
– Мы, Рикардо Гильен Рейнард и Клайд, собрали вас из-за Энтиора. Дело касается снятия бойкота в последний день первой семидневки и портрета работы Либастьяна.
– Говори, Энтиор, – разрешил Лимбер, по праву старшего, призывая сына высказать доводы оправдания. Но что-то в хмуро-брезгливом лице монарха подсказывало потомкам, что родитель не склонен к проявлению милосердия и внезапным жестам прощения.
– Я виноват, – признавая вину и обоснованность объявленного бойкота, промолвил Энтиор. Начиная речь-покаяние, принц встал с кресла, тогда как прочие родственники остались
– И с тех пор ты раскаялся, стал добрее и возлюбил Бэль всей душой? – иронично удивился Элтон, почесав мочку уха.
– Нет, но я считаю, что изменился в достаточной мере, чтобы адекватно оценивать свои действия и просчитывать их последствия для семьи. Я темный бог, но не предатель родичей, – твердо ответил Энтиор, не купившись на откровенную подначку.
– Как? – не подзуживая, но интересуясь, уточнил Эйран, задумчиво разглядывая брата через призму магического зрения.
– «Кровь и сила» Мелморалида Шура, – промолвил Бог Боли.
– Воздействие на тонкие структуры через подобранную амплитуду боли, – покивал Бог Магии, давая понять, что знает метод и книгу, а заодно просвещая тех родичей, кто оказался менее осведомлен в вопросе.
– Да, – коротко согласился Энтиор.
– Свидетельствую, – подтвердил Нрэн, на мгновение перестав походить на неприступную статую имени себя великого. Таким образом воитель дал понять о своем участии в процессе.
– Изменения в структуре присутствуют, но новообразования не являются статичными, процесс не завершен, – поделилась соображениями с обществом Элия, столь же пристально, как Эйран, изучая вампира. Правда, пользовалась богиня для этого не магией, но врожденной силой Пожирательницы Душ. – У Энтиора изменяется структура плетений божественной сути.
– А ведь верно, – донельзя удивленно протянул Связист без обычной пьяной веселости и разбитного пофигизма. – Твоя суть Извращенца теснится сутью Охотника. Как ты ухитрился за семидневку управиться, ума не приложу, однако ж, эвон как… Ни разу с таким не сталкивался!
– Мы уверены, что процесс не пойдет вспять? – тихо спросил Тэодер.
– Такого рода сдвиги не имеют обратной силы, застопориться процесс может, но отката не будет, – заверили общество Силы-Посланник, почесав буйну голову.
– Тогда осталось самое главное, испросить прощения у Бэль, – лопнув ладонью по подлокотнику, прогудел Кэлер, все еще сурово, но уже частью удовлетворенно тем, что семейное единство, так ценимое дружелюбным Богом Бардов и Пиров, восстанавливается.
– Уже, – коротко признался Энтиор, – она меня простила.
– Ну еще бы! Это же Бэль, – фыркнул Джей, показывая, что не слишком-то ему верится в благие намерения и благородные порывы братца-вампира. Впрочем, откровенно возмущаться и возражать против снятия
Рик выждал несколько секунд, новых претензий к Энтиору предъявлено не было, и поставил вопрос на голосование, поочередно указав на пару широких ваз, едва примостившихся на крохотном живом столике в центре гостиной:
– Красный – бойкот, зеленый – снятие.
С ладоней богов начали срываться шарики света и слетаться к хрустальным вазам. Через полминуты ваза-шар из прозрачного стекла полнилась зеленым живым огнем. Ее товарке не досталось ни единого красного огонька. Как бы родичи не злились на предателя, но длить разлад в семье, если виновник воистину раскаялся и ухитрился изменить саму душу в рекордные сроки, никто не решился. Ладно уж, пусть бойкот снимется, а злиться на брата никто не запрещал!
– Бойкот снят, – громко и не слишком довольно объявил Лимбер по праву старшего.
Невольный вздох облегчения, сорвавшийся с уст Энтиора, совсем не вязался с невозмутимым видом, который хранил вампир, и куда более отражал его внутреннее волнение, нежели маска безразличия, привычно нацепленная на лицо. До последней секунды бог до конца не верил, что будет прощен, нет, пусть не прощен, легко и быстро никто, ну если только Кэлер и Бэль, прощать не умел, но не исключен из семейного круга. Именно это было кошмаром последних дней вампира.
– Значит, теперь можно и картинку посмотреть! И послушать, как мы ее раздобыли! – провозгласил Клайд, изнывавший от желания похвастаться новой найденной Элией картой.
– О да, посмотреть, только не картинку, а картинки, – улыбнулась принцесса, намекая на увеличение числа найденных карт Колоды Либастьяна. Элия посчитала просмотр новых карт важнее, занимательной истории похода к затонувшему городу сальтил.
Злат, не вмешивавшийся ни словом, ни делом во внутренние распри королевской семьи коротко усмехнулся и с демонстративной медлительностью повернул голову – будто подавал пример – в сторону ростового зеркала на стене.
Поверхность, до этой поры успешно отражавшая пестрое сборище в гостиной и столы со снедью и напитками, к которым не притронулся ни один гость, преобразилась. Вместо хроники фальшивой «пирушки» в апартаментах принцессы зеркало изобразило сначала абсолютную черноту, потом какую-то серую рябь и, наконец, увеличенное изображение карты Всадника Ловчего из Колоды Джокеров во всю ширину и высоту стекла. Связист попытался разобраться, как удается Злату проделывать такие фокусы, не уловил и десятой доли энергетических плетений, совершенно чуждых его структуре Силы, и завистливо вздохнул.
Остальных же больше вопроса «как» (к фокусам Повелителя Межуровнья, ошивавшегося в Лоуленде чуть ли не чаще, чем у себя в Бездне, боги успели привыкнуть быстро и теперь даже не удивлялись), интересовал вопрос «кто» и «какой».
Портрет Энтиора изучали придирчиво и долго, будто соображали, не фальшивка ли, но, в конце концов, признали факт существования новой карты и приготовились выслушать рассказ Элии о ее нахождении. Поздравлять лорда Дознавателя или заключать в объятия никто не рвался. Повезло гаду и только.