Божество смерти
Шрифт:
— Да не особенно. Кто-то им занимался, и довольно успешно, кажется.
Отдав по телефону все необходимые распоряжения для вылета в зону кочевий, Анна вновь обратилась к Римо:
— Ты, может быть, не помнишь этого из истории, но Чингиз-хана никто не мог победить. Его орда дошла до самого арабского Востока и уже готовилась вторгнуться в Европу, но почему-то повернула назад.
— Угу, — кивнул Римо несколько часов спустя, когда они садились в кабину легкого истребителя «Лисица». — Я вспомнил. Он влез в Багдад вопреки предупреждениям
— Но ведь Чингиз-хан умер от сердечного приступа!
— Когда прилетим, я расскажу тебе поподробней.
У сидевшего впереди пилота зубы от страха выбивали барабанную дробь. Ни один из его коллег, когда-либо летавших в эти дикие степи, не вернулся оттуда. Обнаружить удалось только одного — его останки были найдены у основания деревянного столба с изображением какого-то идола.
Римо круто изменил ход мыслей пилота, прижав пальцами нервные окончания на его шее и дав ему тем самым понять, что собственно смерть — это еще не самое худшее.
Приземлился ас воздушных пространств весьма неуклюже. Когда Римо и Анна выбрались из кабины и, спотыкаясь о мерзлый грунт, отошли на несколько шагов от машины, самолет тут же снялся с места и исчез в облаках. При разбеге доблестный летун едва не разбил машину. И в ту же секунду, насколько хватало глаз, со всех сторон на горизонте показались цепочки всадников в меховых шапках на маленьких коренастых лошадях.
Анна, ни слова не говоря, вцепилась в рукав Римо.
— Вот, — кивнул тот, — сейчас я и покажу тебе, отчего с Чингиз-ханом случился приступ.
Всадники, скакавшие в первых рядах, были уже совсем близко и гнали во весь опор. Было похоже, что пришельцы станут добычей того, кто первым окажется рядом с ними.
Передний из всадников, поравнявшись с Римо, протянул руки, намереваясь схватить его за голову: эта древняя монгольская игра, в которой призом служила голова пленника, перекочевала некогда в Индию, откуда англичане вывезли ее под названием «поло».
Римо легко, словно кольцо со штырька в игре серсо, сдернул степного воина с лошади.
Сунув руку ему за пазуху, он легко проник сквозь грудину и, сжав пальцами сердце, остановил его. Узкие глаза монгола расширились, рот раскрылся, словно в беззвучном крике, короткий стон, не родившись, умер на посиневших губах, лицо исказилось, он медленно осел на землю.
— Сердечный приступ, — констатировал Римо, указывая Анне на тело, распростертое у его ног.
Еще двое всадников подлетели к Римо почти одновременно, ему пришлось сдернуть их с седла, работая уже обеими руками. Одному из них он сломал шейные позвонки, одновременно нанеся на его лицо сеть мелких ссадин.
— Оспа, — пояснил Римо.
Второй воин после быстрых манипуляций с кровеносными сосудами мешком сполз к его ногам.
— Апоплексия.
Римо все с большим увлечением ставил диагнозы. Поймав еще одного, он обхватил его ребра каким-то змеиным движением, через секунду суставы конечностей вспухли на глазах, словно кедровые шишки.
— Ревматический артрит, — удовлетворенно отметил Римо. — Работа хорошая, но, конечно, не фонтан. Вот Чиун делает это без сучка без задоринки. В принципе можно имитировать почти все болезни, но на это нужно время и слишком велик расход энергии.
Но именно времени ни у него, ни у Анны не было. Кольцо всадников было готово вот-вот сомкнуться вокруг них со всех сторон, и Анна, бывавшая уже не в одной переделке, из этой, несмотря на присутствие Римо, не видела выхода.
Глава одиннадцатая
Великий воин Хуак, сын Бара, внук Хуака Бара Первого, правнук великого Кара, родословная которого уходила корнями к славному предку Сар Ба, знаменосцу самого Чингиза, носившего на древке знамени девять ячьих хвостов, был известен на все окрестные племена как один из лучших наездников. Еще дальше гремела его слава стрелка — в искусстве попадания в цель из короткого лука прямо на скаку ему поистине не было равных.
Не хуже владел он и кремневым ружьем, доставшимся ему в наследство от прадеда, одним из первых принесшего этот трофей после битвы с армией белых людей.
В юрте Хуака можно было найти и дуэльный пистолет, оставшийся от русского дворянина, которого его славные предки, изловив, посадили в мешок со скорпионами. И винтовку «Энфилд», которую оставили англичане, пытавшиеся помочь русским захватить кочевья степных племен. И даже тупоносые автоматы, подобранные у трупов русских солдат; их батальон некогда сбился с пути, направляясь к южным рубежам Кореи.
Но любимым оружием Хуака все же оставался острый короткий меч, которым он мог отсечь противнику уши еще до того, как тот успевал бросить ему вызов.
Именно этот меч крепко держал в правой руке, вытянутой перед собою, великий воин Хуак, пятками направляя лошадь в сторону двух странных белых, замерших без движения посреди сужающегося кольца всадников.
Гоня лошадь во весь опор, Хуак упрекал себя за излишнюю щепетильность. Пока он, привстав в седле, созывал соплеменников к атаке древним боевым кличем «Пусть кровь прославит ваши мечи», от белых точно уже ничего не осталось.
Передние наверняка уже успели доскакать до пришельцев, вспороть им животы, вынуть внутренности, кто-то уже выколол им острием пики глаза, и уже в чьей-нибудь седельной сумке лежат их половые органы. Небось и косточки не оставили для него, прямого потомка Чингиза.
Вот что бывает, когда ведешь себя как джентльмен. И Хуак изо всех сил нахлестывал лошадку, предки которой тоже восходили по прямой линии к жеребцу повелителя Великой орды, единственной армии, никогда не проигравшей ни одной битвы. Но больше он надуть себя не позволит. Хватит этих церемоний, подумал он.