Божьи дела (сборник)
Шрифт:
– Но он давно умер! – воскликнул я, дернувшись.
– Умер давно, а дело его – живет! – подхватил таксист с восторгом.
– Да поехали, что ли! – махнул я рукой…
30
До Сокольников к В.А. Гиляровскому мы домчались, как мне показалось, в одно мгновение ( впрочем, возможно, что я задремал и времени не замечал ).
К моему изумлению, у проходной меня уже поджидали двое в белых халатах, с носилками.
– Я с дороги телефонировал им, чтобы встречали! –
– Лягайте, как будто вы дома, Лев Константинович! – радушно приветствовал меня розовощекий санитар с маленькими, близко поставленными глазками и почти кукольным, крошечным вырезом рта.
– А как вы узнали, что Лев Константинович?.. – попятился я.
– Так вы мне сказали, а я уже им доложил, как положено, по телефону! – снова с улыбочкой пояснил таксист, выбираясь из машины и занимая позицию у меня за спиной.
И опять, с его слов, получалось правдоподобно ( только я ничего такого не помнил !).
– Вы бы, Лев Константинович, лучше уже прилегли, – ухмыльнулся другой санитар, с воспаленным лицом, коренастый, без шеи, с кривыми ногами.
– Ребята вам дело советуют, Лев Константинович! – послышалось сзади.
– Да я в принципе не сумасшедший… – пробормотал я, затравленно озираясь по сторонам.
– Мы в принципе тоже! – заверил меня со всей серьезностью розовощекий санитар.
– Я всего лишь хотел… – выдавливал я из себя по одному слову. – Хотел посоветоваться… со специалистом…
– Совет, понятно, денег не стоит! – подпирал меня сзади водитель такси, не позволяя пятиться.
Подавшись вперед, я едва не наткнулся на электрошокер, который наставил на меня кривоногий санитар, пока розовощекий размахивал надо мной, как знаменем, новенькой смирительной рубашкой.
– Не троньте меня, я не псих! – закричал я, отпрянув, и немедленно оказался в цепких объятиях таксиста.
– А мне говорили, что псих! – напомнил он, радостно похохатывая.
– Не псих, я не псих! – кричал я, как в стену, пока санитары облачали меня в смирительную одежду…
31
О тюрьмах, публичных домах и приютах для душевнобольных написано столько, что мне с моим скромным опытом пребывания в психиатрической клинике имени В.А. Гиляровского вряд ли удастся что-то добавить ( тем более чем-то удивить ).
Находился я в этой одной из старейших лечебниц России сравнительно недолго: две, три… или, может, от силы… пять или восемь недель!
За все это время – необходимо заметить! – меня не травили сильнодействующими психотропными препаратами, не поливали из шланга ледяной водой, не истязали бессонницей, не били головой о стены, не насиловали и не пытали электрошоком ( я бы такое, наверно, запомнил ).
Единственный раз я подвергся насилию по приезде, когда на меня против воли надели смирительную рубашку –
Н. прилежно являлся ко мне по утрам, едва я вставал, и уходил поздно вечером, когда у меня слипались глаза.
Перед тем как войти, он обычно стучался и, приоткрыв дверь, вежливо интересовался, могу ли я его принять.
Фактически я жил в его кабинете с собственным туалетом и душем ( из особого, как он выразился, ко мне расположения ).
Там же, в моей одноместной палате, мы без помех вели с ним бесконечные беседы и там же завтракали, обедали и ужинали.
Еду и питье подавал нам старик, облаченный во фрак, с веревкой на шее, завязанной бабочкой ( меня умиляло, с каким трогательным прилежанием он сервировал наш стол, зажигал свечи, подливал в бокалы вино, менял приборы и блюда !).
Обращались со мной, повторюсь, во всех смыслах корректно и доброжелательно…
32
Вплоть до описанных событий я себя ощущал полновластным хозяином собственной жизни.
Я готов был скорее признаться в собственном безумии, нежели допустить существование другой реальности.
Часовой механизм в моем понимании являлся едва ли не лучшей метафорой мироустройства: одно колесико зримо и надежно зацеплялось за другое…
Кому-то, возможно, дано проникать в тайны за многими печатями – мне же при мысли о времени немедленно вспоминался примитивный белый циферблат наручных часов, оставленных отцом в наследство ( в комплекте со старым охотничьим ножом с наборной ручкой и копией знаменитой картины Караваджо ).
Я мало чего принимал на веру и неизменно искал всему случившемуся разумное объяснение.
Не однажды, к примеру, я мог утонуть, разбиться, остаться калекой – однако, оставшись в живых, я не спешил благодарить небо и только внимательно анализировал ситуацию.
Помню, мальчишкой, совсем не умея плавать, я прыгнул с моста в бурлящие воды водопада.
Вокруг было много людей – но никто не отважился мне помочь.
Мгновения, когда меня страшно крутило и било о дно, показались вечностью.
И долго еще я валялся без сил на дальней песчаной отмели, куда меня вынесло, как на руках, мощным течением реки.
Я чудом выплыл…
Между тем в моем детском дневнике сохранилась запись: «Благодаря очень быстрому течению реки меня скоренько вынесло на мелкое место, и я не утонул; а случись то на тихой воде – точно бы утонул!…»
Однажды, давно, за неимением мест в гостинице я коротал ночь в парке напротив.
Корявые ребра скамьи врезались мне в тело, я мерз, не спалось, ныла шея и жизнь представлялась сплошным наказанием.