Божьи люди. Мои духовные встречи
Шрифт:
Эти слова взяты еп. Игнатием из творений великого подвижника, св. Исаака Сирина[199]. И дальше еп. Игнатий говорит: “После этого делается ясным, почему великие отцы — Сисой[200], Пимен[201] и другие, — имея обильный дар исцелений, старались скрывать его”. А другим, при этом даре, посылались искушения и скорби, чтобы предохранить их от превозношения. “Говорит св. Исаак Сирский: “Дарование без искушений — погибель для приемлющих его. Если твое делание благоугодно Богу, и Он даст тебе дарование, то умоли Его дать тебе и разум: каким образом смириться тебе при даровании; потому что не все могут сохранить богатство
“Священное Писание, — пишет еп. Игнатий, — на всем пространстве своем свидетельствует, что Бог посылает различные скорби, а между ними и телесные недуги, тем человекам, которых Он возлюбил. Священное Писание утверждает, что все без исключения святые Божии совершили земное странствие по пути узкому и тернистому, исполненному разнообразных скорбей и лишений”. “Без них невозможно стяжать душевной крепости”, — сказал св. Исаак. От искушений приходит человек в смирение; а “видение своего ничтожества и своей немощи”, а вместе с этим и “видение Бога”, Его величества, всемогущества и бесконечной благости возбуждает душу устремляться с молитвою к Богу. Вся надежда такой души сосредоточена в Боге”.
“Святые, все без исключения, несмотря на то, что раскрыли в себе вечную жизнь еще во время этой временной жизни, подвергались многим и тяжким скорбям и искушениям”, — говорит еп. Игнатий. Для чего же это? “Разрешается этот вопрос, по наставлению Священного Писания и св. отцов, следующим образом. Хотя греховность и побеждена в праведных человеках… присутствием в них Святого Духа; но им не предоставлена неизменяемость в добре на всем протяжении земного странствования: не отнята и у них свобода в избрании добра и зла”, — как учит св. Макарий Великий[202]. “Неизменяемость в добре — принадлежность будущего века. Земная жизнь до последнего часа ее — поприще подвигов произвольных и невольных…”
“Доколе христианин, хотя бы он был сосудом Святого Духа, странствует на земле… греховность может снова объять душу и тело”. “Самое чистое естество человеческое имеет в себе нечто гордое”, — замечает преп. Макарий Великий. “Путь земной жизни для всех святых был путем многотрудным, тернистым”.
Были примеры, когда чудотворцы сами просили Бога отнять у них этот дар. “Некоторый из святых отцов, по причине чистоты своей, получил от благодати Божией дар провидеть приходивших к нему; но он просил у Бога, умолив и друзей своих молиться о том же, чтобы этот дар был взят от него”.
Но есть иные “невидимые благодатные дары, несравненно высшие видимых, как например, дар — руководить души ко спасению и врачевать их от страстей”. Эти дары часто “не понимаются и не примечаются миром”, а между тем они полезнее чудес.
Все это я предпосылаю в начале главы о преподобническом подвиге, или — иначе сказать — о святости о. Иоанна, для того, чтобы правильно понять дальнейшее описание великого целожизненного подвига о. Иоанна.
Иные думают, что святые — это безгрешные люди, и потому когда приходится слышать об искушениях их от диавола или от собственных грехов, то это простым неопытным судьям представляется и непонятным, и недопустимым во святых. А на самом деле, как мы видели, им приходится испытывать особенно сильную борьбу от диавола и от собственных страстей и искушений. И это имеет весьма важное значение для них, да и вообще для всякого христианина: через это человек и смиряется; и начинает сильнее подвизаться; при этом опытно усматривает и нападение врагов, и явную нужду в помощи Божией; через это укрепляется вера и надежда на Бога; и постепенно, при великих трудах и духовной борьбе, подвижник достигает мало–помалу спасения, очищения, бесстрастия, освящения, святости — насколько это вместимо человеку.
Вот это подвижничество — когда всматриваешься в жизнь о. Иоанна — и поражает нас больше всего, значительно более, чем даже чудеса. И в самом деле: чудеса обычно занимают короткое время, а подвиг спасения — всю долгую жизнь; чудеса могут сопровождаться победным восторгом, а внутренняя борьба сопряжена с крестоносными скорбями, мукою: ее правильно именуют иногда добровольным мученичеством, а самый результат подвига — приобретение благодати Св. Духа, или святости, — есть величайший дар Божий, конец и цель всей жизни христианской; наконец, самые чудеса, как много раз говорилось, есть уже плод и знамение святости.
И потому нам следует дивиться во святых больше всего их святому подвигу.
Вот это и мне, недостойному, далось ощутить явственно, когда пришлось служить впервые с о. Иоанном литургию: еще раз повторю об этом. Когда началась служба, то я, стоя на левой стороне и взглянув на него без всяких помыслов, вдруг узрел его духовную высоту и величие, что сформулировалось у меня в таких словах:
— Боже! Какой он гигант духовный!
Почему уж пришло мне это слово “гигант”, не знаю. Не знаю также и не понимаю доселе: каким именно образом я постиг, узрел, ощутил это? Ведь ничего внешнего я не увидел, например, ни света, как это бывает иногда вокруг глав святых; ни благодатного огня, окружающего их; ни иного чего особенного; но ощущение великого духовного состояния его было явственно. Впрочем, и все другие душевные свойства мы воспринимаем неким внутренним способом; например, добросердечный человек производит на нас отрадное, приятное впечатление; а злой — мучительное. О. Иоанн произвел впечатление высокой святости и силы.
Правда, я опасаюсь теперь особенно верить своим чувствам, но факт огромного впечатления от него на меня был и остается несомненным. Мне даже стало тогда страшно стоять возле него! Таково было непосредственное действие от духа. О. Иоанна. И если оно — истинное, то есть было от Бога, то я и тогда, и теперь воспринимаю его, как действие святости, сущей в нем; подобно тому, как веяние благодати Божией в апостолах действовало и на соприкасавшихся с ними, “…мы Христово благоухание Богу в спасаемых…” — говорит ап. Павел (2 Кор. 2, 15). От первых христиан и апостолов “был страх на всякой душе”, — говорится в книге Деяний (2, 43). “Из посторонних же никто не смел пристать к ним, а народ прославлял их” (5, 13).
Вероятно, и там тогда ощущалось “посторонними” некое особенное духовное впечатление от христиан. Подобным образом и от о. Иоанна исходило на людей благодатное непосредственное действие жившей в нем особой силы Божией: без чудес, без слов, без усилий со стороны их Дух Божий, как благоухание, шел от него на людей.
И думается мне, что церковный народ, это “тело Христово”, непосредственно духовным ощущением воспринимает дух святости во святых людях, прежде чем обнаружится он в знамениях; почитает их, прежде чем совершится церковная канонизация их. Так было с преподобным Серафимом Саровским; так — и со многими местночтимыми святыми, которых народ церковный прославлял и которым молился задолго до официального прославления их по смерти, и чтил и стремился к ним еще и при жизни их.
Это было и с о. Иоанном.
Но достиг этого он великими и беспрерывными подвигами всей жизни. Этим подвигам и дивишься в нем, когда читаешь его дневники, — заранее можно сказать, что если бы мы не знали никаких чудес его, то он одним своим подвижничеством возбуждал бы и возбуждает удивление, благоговение в нас. И как-то само собою в душе является ощущение святости его. Так давно почувствовал в нем святого русский православный народ. А потом усмотрели в нем ту же святость и собратия священники, и архиереи, и писатели, и ученые, и миряне-интеллигенты…