Божьи люди. Мои духовные встречи
Шрифт:
Вот несколько свидетельств таких признаний.
В день юбилея пятидесятилетия священства его, 12 декабря 1905 г., среди многих речей было и приветствие от “Общества распространения религиозно–нравственного просвещения”. Выдающийся, талантливый проповедник, протоиерей о. Ф. Орнатский[203], говорит прежде всего именно о святости о. Иоанна:
“История духовной жизни народов созидается… исключительными личностями, сознательными носителями и яркими выразителями идей, около которых, как около знамен, собираются массы.
Не может быть сомнения в том, что к таким историческим
На этом знамени написано одно слово: “святость”. И оно-то собрало около вас миллионы народа русского, православного, носящего идеал святости в тайниках души своей; всегда готового поклониться тому, в ком он видит воплощение этого идеала.
Ваша 50–летняя пастырская деятельность была воистину непрерывным подвигом, служением спасению других…
Нужно бы добавить вначале: подвигом собственного спасения и совершенства. Пастыреначальник Христос явил вас “избранным сосудом” благодати (Деян. 9,15). Ваша крепкая и сильная вера, пламенная… молитва, неисчислимые, беспримерные в наши дни, дела милосердия и любви — вот всем ведомые плоды этой живущей в вас благодати и яркое проявление вашего служения идеалу святости.
Верующая Россия видит это и стремится войти с вами в общение”.
Подобное же говорил в 40–й день по кончине о. Иоанна и другой проповедник, член того же “Общества…”, протоиерей Павел Лахостский:
“О. Иоанн был родным, своим всякой православно верующей душе; и потому-то эта душа так рвалась к нему.
Как ни обременен народ наш грехами… но и в лице этих грешников сознает, что это не настоящая его жизнь, что это — грех, беззаконие, отступление от Бога…
Стремясь со всех концов России к о. Иоанну, народная душа как бы говорила ему: я — грешная, окаянная, погрязла в суете и пороке, но я не так хочу жить; я тоскую по иной жизни, по той, которой ты учишь и словом, и — главное — примером; и потому я благоговейно преклоняюсь пред тобой… Дай же мне частичку, искорку этой силы и этой жизни…
И о. Иоанн, по данной ему благодати, щедро раздавал всем от обильного источника духовной жизни, которая была в нем”.
Да! о. Иоанн был “представителем и ярким выразителем святости”. “Этим именно и объясняется то несравнимое обаяние его в русском народе, какого не имел и не имеет за последнее полустолетие никто другой”.
А вот и третий свидетель, тоже священнослужитель: все они лично знали о. Иоанна.
“Без какого-либо предварительного уговора или намерения, — мы видим, — сам собою совершается и произносится общий приговор над жизнью подвижника, сиявшего праведностью”.
Дальше проповедник перечисляет разные виды подвигов: подвижников науки, благотворительности, семьи, общественных деятелей, храбрых воинов, патриотов.
“И все-таки есть подвиг — превыше всех перечисленных подвигов и заслуг человеческих; тот целожизненный подвиг, который приял и совершил батюшка, о. Иоанн: это — подвиг праведности, столь любезный русскому сердцу народному”.
В о. Иоанне сочетались многие из этих подвигов. Но “подвиг праведности… все прочие подвиги поднимает, осмысливает, освящает… Только праведность… дает ту цельность и гармонию духа и жизни, которые так поражают в христианских святых. Более 50 лет на свещнице горел пред миром светом праведности и молитвы покойный батюшка о. Иоанн” (Прот. И. Восторгов)[204].
Архиепископ Антоний[205] произносит большую проповедь в Санкт–Петербурге, где сравнивает о. Иоанна с другими праведниками мира:
“Что всех влекло к нему? Что особенно привлекательного было в его душе и благочестии? Эти вопросы естественно возникают при мысли о той исключительной знаменитости и славе о. Иоанна при жизни, какой не удостаивались другие праведные люди, подвизавшиеся в последние времена, и — пожалуй, во времена древнейшие”.
И далее оратор сравнивает о. Иоанна с Николаем Чудотворцем. Но сравнивает не по множеству чудес, а по благодатному подвигу о. Иоанна:
“Ему всегда был присущ дух радостного прославления Бога… Он больше радовался, чем скорбел: он, видимо, в молодости еще отмолил свои грехи; и в нем постоянно ликовала эта благодатная духовная победа над грехом, диаволом и миром. Видеть такого человека, слышать сего облагодатствованного христианина, молиться с этим великим пастырем Церкви Христовой составляло великое духовное наслаждение для русского народа. О. Иоанн проходил в своей жизни пред нами, как носитель веры побеждающей, торжествующей.
Вот почему люди так неудержимо тянулись к нему, так жаждали его. Каждый из них как бы так говорил себе: “Пусть я немощен и весь во грехах; но вот есть в мире праведник, который препобеждает нашу греховную природу, есть такая душа христианская, которая все победила и получила благодатную силу великого молитвенного дерзновения, которая только и торжествует о красоте Сладчайшего Иисуса”.
В словах этого оратора есть сомнительные мысли, будто о. Иоанн “в молодости отмолил грехи”, что он больше радовался, что “от него не было слышно покаянных воплей”: далее увидим, что это все очень преувеличено. Но что он был праведник, и именно больше торжествующего, победного духа, это — истинно.
В заключение повторим свидетельства высшей церковной власти, Святейшего Синода, об о. Иоанне и о почитании его:
“В его лице угас яркий светильник Церкви… Весь русский православный народ чтил о. Иоанна как праведника, верил в его молитвы и предстательства пред Богом”.
Наконец, дает свое свидетельство о нем почти современный ему другой подвижник, епископ, затворник, Феофан Вышенский, в своих письмах. Примечательно, что сначала он с сомнением относился к нему; так как совершенно исключительный пример подвижничества в миру, в суете, среди множества людей казался епископу Феофану подозрительным, небывалым, опасным. Потом начались и чудеса: и это заставляло еп. Феофана быть осторожным. Но постепенно он изменил свое мнение, и на вопросы переписывавшихся с ним лиц стал свидетельствовать, что о. Иоанн — “воистину муж Божий”, “избранный сосуд Божией благодати”; иначе и проще сказать: святой.