Божья коровка 2
Шрифт:
Но разгоряченные спиртным и танцем посетители не согласились: закричали и затопали ногами.
— Хорошо, — вздохнул Борис. — Одну песню.
Он перекинул ремень гитары через голову и тронул струны.
Песни у людей разные, А моя — одна на века: Звездочка моя, ясная, Как ты от меня далека!.. [40]40
Стихи
Ольга стояла рядом и, слушая, недоумевала. Что значит «далека», когда она рядом? Хотя песня красивая. На площадке перед ними под сладкую и грустную мелодию одна за другой образовывались пары. Борис закончил петь, отдал гитару и под аплодисменты посетителей повел ее к столу.
Дальнейшее запомнилось фрагментами. Застолье, улыбающиеся лица, Коган, произносящий витиеватый тост. Что-то про судьбу, которая чудесным образом свела двух молодых людей… Прощание с гостями возле ресторана… Такси. Они сидят с Борисом позади, и он сжимает ее ладошку в своей руке…
Целоваться они начали еще в подъезде и продолжили в квартире. Ольга спохватилась, лишь оставшись без одежды, в трусиках и лифчике. А он — в одних трусах.
— Боря! — она уперлась ему в грудь ладошками. — Я прошу, не надо!
— Почему? — спросил он удивленно. — Я в тебя влюбился, ты же видишь.
— Мы с тобой с ума сошли, — Ольга покрутила головой. — Ведь едва знакомы.
— У меня такое чувство, будто знаю тебя с детства.
— И со мной такое же, — подтвердила Ольга. — Только это все неправильно. Я так не могу, чтобы сразу… Пойми и не обижайся.
— Ладно, — он вздохнул и отступил. — Наверное, я сошел с ума. Только это сладкое безумие. Никогда со мной такого не было.
Подобрав свою одежду с пола, он ушел за ширму. Ольга спрятала свою в шкаф, накинула халатик и отправилась в ванную. Теплая вода смыла наваждение, в комнату она вернулась, твердо зная: поступила правильно. Пусть Борис ей жутко нравится, да и парень просто замечательный, но вот так, чтоб сходу лечь к нему в постель… Пережить вновь боль и разочарование? Нет, не надо. У нее был чудесный вечер, пусть таким и остается в памяти…
Застелив диван, Ольга выключила свет и скользнула под одеяло. Долго не могла уснуть, взволнованная происшедшим накануне, и прислушивалась к звукам, доносящимся из комнаты, где спал Борис. Но там было тихо…
Утро выдалось сумбурным. Разбудил ее Борис, напомнив об отлете. Они скоренько попили чаю, Ольга побросала вещи в чемодан, и такси домчало их в аэропорт. В этот раз она сидела позади одна. В кассе он купил билет в Москву, показав удостоверение Героя — борт в столицу был заполнен до отказа, и билет продали из брони. На прощанье Борис клюнул ее в щеку.
— Вот, держи, — он сунул ей листок. — Это номер телефона. Если вдруг захочешь, позвони.
— Боря… — шмыгнув носом, Ольга спрятала листок. — Прошу, не обижайся. Нам обоим нужно разобраться в чувствах. Я не знаю, что со мною происходит, но хочу, чтоб ты запомнил: мне с тобою было очень хорошо. Так, как никогда до этого. И еще, — она вздохнула. — Я украла у тебя рисунок. Твой автопортрет. Прости.
— Пожалуйста, — он улыбнулся. — Звони, я буду ждать.
Кивнув, Ольга взяла чемодан и направилась к выходу
— Здравствуй, папа!
— Привет, красавица! — он чмокнул ее в щеку. — Как съездила?
— Отлично, — доложила Ольга. — Статью пишу.
— Уже? — он удивился.
— Да как-то накатило, — смутилась Ольга.
— Знакомо, — улыбнулся ей отец. — Когда вот просто распирает. Покажешь, как закончишь?
— Обязательно, — кивнула Ольга. — Мне чуть-чуть осталось. Ты пока поешь.
— Заметано! — он улыбнулся и отправился мыть руки.
Ольгу на мгновение кольнула совесть: отца надо накормить — хотя бы разогреть ему котлеты и пюре, приготовленные домработницей, но творческий зуд скомандовал другое, и она отправилась к себе. Успела: отец заглянул к ней, когда она ставила под текстом подпись «О. Ковалева».
— Ну-ка, ну-ка, — отец забрал листы и примостился на диване. Читал он быстро, как привык еще в редакции. Закончив, подошел к столу. — Значит, так, — сказал, взяв ручку. — Заголовок поменяем — твой невнятный. Что значит «Осуждение героя?» Пусть будет «Тень одной ошибки». Он привлечет внимание и отразит суть статьи. Вот это выбросим, — он вычеркнул один абзац. — Не нужно, чтоб читатель знал, что в деле был замешан секретарь горкома — бросает тень на партию. В ней миллионы честных коммунистов, один урод ее не олицетворяет. А вывод люди сделают как раз противоположный. На месте разберутся, кто чей сын, и примут меры. В остальном отлично. Ты у меня талант.
— Правда, папа? — смутилась Ольга.
— Зуб даю! — Нил Семенович засмеялся. — Молодец! Хотя Коровку ты чуток перехвалила. Герой Даманского, изобретатель, певец и композитор, да еще художник… Что-то многовато.
— Папа, он такой и есть! Вот смотри! — она взяла рисунок, который утащила у Бориса и дала его отцу. — Его автопортрет.
— Красивый парень, — заметил Нил Семенович, вернув рисунок. — Рисует хорошо. Ты часом не влюбилась?
— Папа! — Ольга покраснела.
— С журналистками бывает, — он пожал плечами. — Встречаются с людьми неординарными. Поговорит с таким и впечатлится, потом страдает от неразделенных чувств.
— Я не страдаю! — покрутила Ольга головой.
— Что же, рад, — Нил Семенович улыбнулся. — Статья и вправду хороша, а финал так и вовсе, — он взял листок и зачитал: — «Чем далее займетесь? — спросила я Бориса. — Какие планы?» «Учиться буду, а затем работать — по-настоящему, не жалея сил, — ответил он. — Иначе мне нельзя. Ведь я живу не только за себя, но и за друзей, погибших на Даманском. Мне перед ними совестно порой: их больше нет, а я живу…» Он умолкает, глядя вдаль. Молчу и я…» Сильно! Читатели заплачут.