Брачный сезон в Уинчестере
Шрифт:
Мистер Лоренс Иствуд понял из этой пантомимы достаточно, чтобы тут же увести, точнее, буквально вытащить сестру из гостиной. Джулиан Монтэгю весело и беспутно рассмеялся. Шелдон тоже понял достаточно, чтобы улыбнуться, любезно осведомившись у мистера Тэлбота, ему показалось, или упомянутый в письме брата притон ему хорошо известен? Может быть, он знает даже, какая особа имеется в виду? Тэлбот, похоже, даже не услышал. Было заметно, что он перепуган, причём настолько, что не может скрыть испуг под маской безразличия.
Монтэгю человеколюбивым жестом наполнил вином новый бокал.
— Возьмите, Вивьен, не пугайтесь, это, может быть,
Раймонд Шелдон, закусив губу, чтобы не рассмеяться, молчал, блестящими глазами следя за Монтэгю и Тэлботом. Вивьен был настолько убит, что не только принял бокал из рук ненавистного Монтэгю, но и осушил его. Но облегчения он не принёс. Тэлбота трясло, Вивьен почувствовал спазмы в желудке и сильнейшее головокружение и наконец, закрыв рот платком, на ватных ногах выбежал из гостиной. Джулиан снова наполнил бокалы, предложив выпить и Шелдону. Тот не отказался. Они осушили по бокалу и, встретившись глазами, расхохотались.
— Не то, чтобы я пел дифирамбы вашему целомудрию, дорогой Шелдон, но должен признать, иногда оно бывает весьма прагматично и даже… умно. А что, простите, ваш брат не разделял ваши принципы?
Мистер Шелдон не обиделся.
— Нет, он, судя по всему, разделял ваши, но был, как я полагаю, лишен вашей мудрой осмотрительности, дорогой Джулиан.
Неожиданно оба обернулись, заслышав шуршание шелков. Мисс Гилмор, о которой все забыли, точнее, которую просто не заметили, ибо она сидела в вишневом платье на фоне бордовой портьеры, бледная как мел, встала, шатаясь, ухватилась, чтобы не упасть, за спинку стула. Мужчины кинулись к ней, но она, отстранив их, вышла из комнаты. Монтэгю и Шелдон переглянулись.
— Бедняжка…Что с ней?
Монтэгю пожал плечами. Раймонд понял лишь, что мисс Гилмор весьма несчастна, и это как-то связно с мистером Тэлботом, но этикет и слишком поверхностное знакомство не давали возможности расспросить её. Не влюблена ли несчастная в Вивьена?
Тут Шелдон вдруг вздрогнул. Мисс Летиция Хилдербрандт и леди Фанни Холдейн смотрели на них из затемнённого угла гостиной так спокойно, словно происшедшее было не менее заурядно, чем их вечернее чаепитие. Мистер Монтэгю на цыпочках вышел, кусая губы и ругая себя последними словами, виконт Шелдон же, приблизившись к дамам, выразил радость по поводу того, что погода стоит на удивление приятная. С ним охотно согласились.
Погода действительно радовала.
Хотя сцена с Вивьеном посмешила его, Шелдон находил, что во всём прочем он имеет весьма незначительный повод для веселья. Радоваться было нечему. Отец был сломлен и болен, Раймонд не однажды слышал в спальне по ночам его сдавленные рыдания. Однажды вечером он робко постучал в дверь отцовской спальни и, получив разрешение войти, почувствовал, как болезненно сжалось сердце: отец сгорбился в кресле у камина, увидя его, с трудом поднялся ему навстречу и обнял его. «Мальчик мой, единственное моё дитя…» Чувствуя, как трепещущие пальцы отца застыли на его плечах, Шелдон тоже замер: стеснилось дыхание, защемило в груди. Отец снова сел и, не вытирая слёз, склонился над Писанием.
— Вы помните, Раймонд? «Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы
Сын искренне хотел бы успокоить душу отца, но не знал, что сказать. Насколько Раймонд помнил Родерика, в те минуты, когда ничто не стесняло личных побуждений братца, и Родди проявлял себя в своей сущности, он всегда делал или говорил нечто, коробящее Раймонда. Раймонд не считал нужным доносить об этом отцу, полагая, что от таких жалоб окончательно потеряет доверие брата, да и отец едва ли поверит ему: при нём Родерик всегда играл роль кроткого сына, был тих и послушен. Шелдон видел лицемерие и нравственное ничтожество брата, но не знал, что могло бы вразумить его.
— Отец, вы не должны винить себя. Молитесь. Вспомните, «взгляните на древние роды и посмотрите: кто верил Господу — и был постыжен? Кто пребывал в страхе Его — и был оставлен? Кто взывал к Нему — и Он презрел его? Ибо Господь сострадателен и милостив и прощает грехи, и спасает во время скорби…»
— «Вино и женщины развратят разумных, а связывающийся с блудницами сделается ещё наглее; гниль и черви наследуют его, и дерзкая душа истребится…» — не слушая утешений сына, продолжал бормотать в скорби лорд Брайан.
Решимость Раймонда уговорить отца разрешить ему женитьбу ослабела, наносить ему новый удар было немыслимо.
Шелдон проводил пустые бессмысленные дни, вечерами, перед сном, истово молился, прося Всевышнего соединить их с Патрицией. Просил и душевного мира отцу. Единственной его радостью были короткие встречи с Пэт. Шелдон рассказал ей правду о брате, решив, что это лучше, нежели Патриция услышала бы её от людей, подобных Вивьену Тэлботу. Она ужаснулась, но жалея его, не показала этого. За те дни, что их отделял друг от друга траур, Пэт поняла, что полюбила его. И этого тоже не показала. Но Шелдон, видя её глаза, устремлённые на него, слушая обращённые к нему слова, ловя её еле заметные вздохи, возликовал, поняв, что его не отвергают. Но минутное ликование тут же сменилось гнетущей тоской.
Что делать, Боже мой, что же делать?
Глава 20,
В тот же вечер, когда мистер Шелдон имел повод для столь неожиданного веселья, в доме мистера Арчибальда Кемптона у последнего состоялся весьма любопытный разговор с его тёщей, которая словно продолжила их прошлую беседу, начав с того самого слова, на котором тогда замолчала.