Брачный сезон в Уинчестере
Шрифт:
Между тем поведение мистера Ламберта, ухаживавшего за сестрицей, становилось, по его мнению, всё наглее и определеннее. Правда, Белл вроде бы не сильно жаловала его, но и не избегала. А тут новое обстоятельство — свадьба виконта — привело к тому, что опасения Вивьена утроились. Раньше, пока у сестрицы сохранялась пусть призрачная надежда покорить богача Шелдона, она могла держать Ламберта на расстоянии, но теперь, поняв тщетность своих упований, она вполне могла принять его предложение. Да, стар, да, почти урод, да, почти нищий, но на безрыбье… К тому же, Эннабел ли выбирать! Но он не должен этого допустить. Надо сделать так, чтобы либо Ламберт не сделал предложения, либо чтобы сестрёнка не приняла его. Однако Вивьен Тэлбот знал Белл. Говорить с ней бесполезно. Напрасно он будет поливать грязью Ламберта — сестра упряма
Решение напрашивалось, точнее, давно где-то в глубине души прораставшее, теперь оно прорвалось наружу. Белл не должна выйти замуж. Вивьен Тэлбот медленно подошёл к шкафу и из его запыленных глубин извлёк купленный в Рединге пузырёк. Методично размышлял. Белл не шибко охоча до вина, но никогда не отказывалась от редких и экзотических сортов, которые кто-нибудь из друзей дома привозил из Италии, Испании или Франции. Она непременно желала их попробовать, чтобы после иметь возможность похвалиться и своим утонченным вкусом и тем, что ей доводилось пробовать самые изысканные напитки.
Ну, что ж. Вивьен Тэлбот осторожно откупорил длинную бутыль светлого стекла с утолщенным горлышком и неброской зелёной этикеткой. Это был французский ликер Шартрёз, зеленоватый цвет которого прекрасно скрывал любые добавки. Эту бутылку он купил у поставщика в Лондоне несколько лет назад. Добавив настойки из пузырька, он снова осторожно закупорил пробку и залил её для верности сургучом.
Однако надо было подсунуть сестрице бутылку так, чтобы самому остаться в стороне. Подумав, Вивьен Тэлбот нашёл простое, но неглупое решение. Он красиво упаковал ликёр и, изменив почерк, написал на карточке несколько загадочных слов, дав понять, что это подарок от «неизвестного воздыхателя». Будь он проклят, если дурочка Эннабел не расчувствуется! Когда стемнело, Тэлбот направился в бедные кварталы и там, поймав в тупике мальчишку и наградив его целым фунтом, велел отнести пакет в службу доставки. Тэлбот не выпускал щенка из виду и видел, что тот добросовестно отработал гонорар.
На следующий день утром Вивьен усмехнулся, услышав восторженное кудахтанье Эннабел, которой уже доставили пакет.
Патриция с изумлением оглядывала три шкатулки фамильных драгоценностей Шелдонов, поставленных перед ней Раймондом, и только что доставленное новое платье, которое, в её понимании, было сшито для королевы. В нём ей предстояло появиться на званом вечере, устраиваемом в конце недели в доме леди Хилдербрандт. Это был её первый выход в свет после замужества, где ей предстояло показаться уже как виконтессе Шелдон.
«Девушке подавай только мужа, а замужней подавай уже всё». Эта классическая поговорка не оправдывалась на Патриции Шелдон. Она не любила света, откровенно боялась фривольных шуток, холодных острот, плоских двусмысленностей, которые ожидала услышать по своему адресу. Патриция не осознавала своего нового положения и думала, что ей не миновать насмешек и унижения, а роскошь новых платьев и богатейших украшений могла лишь, по её мнению, спровоцировать сугубые оскорбления в её адрес. При мысли, что на неё будут обращены все взгляды, — недоброжелательные, завистливые и язвительные — у неё шла дрожь по телу. Она подобрала к платью серебряные серьги и небольшое колье, которые, как ей показалось, были скромны и не сильно бросались в глаза. Однако муж настоял на выборе совсем других украшений — роскошного бриллиантового убора, который, и на самом деле, подходил к платью больше, но останавливал и приковывал к себе любой взгляд.
Пэт не осмелилась спорить. За неделю, прошедшую с их свадьбы, она успела лучше узнать мужа. Когда накал страсти, усиливаемый ощущением недоступности столь желанного ему, схлынул, удовлетворенный в своих самых сокровенных, казавшихся недостижимыми желаниях, Раймонд успокоился и предстал перед Пэт человеком благодушным и мягким, склонным к насмешливо-ласковой нежности. Он видел в жене то золотую статуэтку, с которой сдувал пылинки, то милое дитя, с которым разговаривал кротко, чуть иронично и покровительственно.
Патриция в самом деле любила комедии Шекспира, и самой любимой из них была «Укрощение строптивой». При этом эпилог нравился ей больше кульминации. Она разумно, как и шекспировская героиня, сочла, что глупо спорить с супругом. Если он хочет так — разумнее уступить, но теперь боялась предстоящего вечера ещё больше.
У леди Летиции собрался весь город, все хотели посмотреть на ту, кого богатейший жених графства соблаговолил назвать супругой. Молодые люди изнывали от любопытства, девицы пребывали в расстройстве, особенно убитым лицом выделялась Кора Иствуд. Мисс Вудли и мисс Лавертон тоже были грустны и вялы, мисс Хеллоран задумчива, и только молоденькая и симпатичная мисс Монтэгю выказывала взглядом крайнюю степень любопытства. Её брат тихо стоял у стены, взгляд его иногда устремлялся к мисс Иствуд, но та совершенно не замечала его. Иствуд и Тэлбот переглядывались с двусмысленными улыбками. На физиономии же мисс Глэдис Сейвари застыло такое раздражение, что те, кто невольно бросал на неё взгляд, в ужасе отворачивались. Однако лицо мисс Тэлбот было не столь жёстко, как обычно — полученный утром пакет с дорогим вином от загадочного поклонника добавил ей значимости в собственных глазах. Эннабел недоумевала — кто же этот таинственный воздыхатель?
Здесь будет уместно заметить, что Вивьен несколько ошибся. Причём, сразу в двух, а точнее, в трёх вещах.
Мистер Ламберт вовсе не ухаживал за мисс Тэлбот, всё это привиделось воспалённому воображению Вивьена. Военный в отставке, мистер Леонард Ламберт из-за раненой ноги никогда не танцевал, но на досуге, имея некоторый достаток, начал учиться рисовать. Объяснить, почему вдруг зрелый и неглупый человек увлёкся подобным вздором — он не мог бы и сам, но при этом отставник не только проявлял склонность к живописи, но и показывал некоторые успехи, вызывающие похвалы его учителя, мистера Ричарда Дезмонда. Кроме того, выйдя в отставку, мистер Ламберт стал достаточно много читать, отдавая предпочтение древним авторам, и порой, особо вдохновленный прочитанным, пытался запечатлеть свои фантазии на темы античности на полотне. Ещё в мае мистер Леонард Ламберт увлёкся мифом о Персее, и уже почти три месяца пытался воплотить на холсте батальную сцену битвы сына Данаи и Зевса со злобной Медузой-Горгоной. Задерживало окончание работы отсутствие натурщицы, с которой можно было бы списать последнюю. Но тут ему повезло, мистер Леонард Ламберт средь шумных увеселений увидел мисс Тэлбот, был заворожён и обрадован. Если добавить змей на голове — он добьётся абсолютного сходства. И мистер Ламберт, до того весьма редко появлявшийся в обществе, стал гораздо чаще бывать там, затевая проникновенные разговоры на абстрактные темы с Эннабел, пожирая мисс Тэлбот глазами… художника.
Вторая ошибка мистера Тэлбота состояла в карточке, присланной вместе с ликёром. Никто и никогда не баловал мисс Эннабел Тэлбот подарками, никто и никогда не объявлял себя её «тайным воздыхателем», и потому подарок обрёл огромную ценность в глазах мисс Белл, и не было даже и речи, чтобы она когда-нибудь распечатала заветную бутылку.
Третья ошибка заключалась в излишней самонадеянности и высокомерии мистера Вивьена Тэлбота, полагавшего, что ему удалось прекрасно устроить все свои дела, и никто ни о чём никогда не догадается. Что ж, жертвой самонадеянности пал в своё время великий Цезарь, что столь явно обозначилось в дни мартовских ид, что же говорить о мистере Тэлботе?
Лорд Брайан приехал отдельно от молодых, и уже давно присоединился к своим друзьям. Было видно, что за последние дни милорд поздоровел, успокоился и поправился. К тому же самодовольно улыбался — ему только что удивительно повезло — с раздачи пришли четыре туза. Бывает же! Граф деятельно обсуждал с мистером Чилтоном подробности поражения англо-турецкого десанта в Абукире, о котором стало известно только что. Граф считал происшедшее незначимым, ибо положение французской армии в Египте всё равно безнадёжно после прошлогоднего сражения, когда Нельсон разгромил французский флот. Лягушатники потеряли тогда десяток линейных кораблей и 2 фрегата, свыше шести тысяч убитыми, ранеными и пленными, тогда как мы — менее девятисот человек! Но глупо было рассчитывать, что чёртовы французишки с этим смирятся. И вот, пожалуйста, очередной демарш лягушатников!