Брак по расчету
Шрифт:
— Ничего не глупости! — обиделась Мэри. — Вот будет здорово, если я окажусь права!
— Да что тут хорошего?
— Как что? Ты же в него влюбилась. А я не хочу, чтобы твое сердце было разбито, — невозмутимо ответила Мэри.
— Ты с ума сошла? — ахнула Крис. — С чего ты взяла, что я влюбилась в Мейсона?
— Иначе ты бы не бегала два дня подряд по магазинам, выбирая себе платье. Я-то тебя знаю.
— Но я же не могла пойти на бал черт-те в чем!
— И поэтому тщательно скрывала от меня свои планы?
— Я не говорила тебе, потому
Мэри посмотрела на Крис в упор.
— А тебе не хотелось этого слышать, да? Ты боялась, что я буду тебя удерживать?
«Господи! А вдруг Мэри права?» — подумала с интересом Крис.
— С чего ты взяла, что я боялась? И вообще… зачем мне Мейсон, скажи на милость?
— Во-первых, он отец Кевина, и ваша жизнь существенно облегчилась бы, если бы вы по-настоящему стали мужем и женой. Но дело даже не в этом. Мейсон тебе нравится! Нравится — и все тут! Он привлекательный мужчина, а ты нормальная, здоровая женщина. И жаждешь тепла, хоть и живешь в жаркой Калифорнии.
Крис подошла к скамейке и устало опустилась на нее. Мэри угадала ее затаенные мысли, однако открыто признать ее правоту Крис еще не была готова.
— Стара я для подобных глупостей… Стара, понимаешь? — проворчала она.
Мэри села рядом и, улыбнувшись, обняла Крис за плечи.
— Ничего! Ты еще поскрипишь, подружка…
— И это все, что ты мне можешь сказать? — шутливо возмутилась Кристина. — А где мудрые наставления? Где советы, как избежать опрометчивых шагов?
— Ну что ж, получай совет — сама напросилась: дай ему шанс, — внезапно посерьезнев, сказала Мэри.
Наступила долгая пауза.
— Мне… мне страшно даже подумать об этом, — наконец сдавленным шепотом ответила Крис.
Они сидели на скамейке довольно долго, молча глядя на бегунов, число которых сначала заметно увеличилось, а затем столь же резко пошло на убыль. Потом им стало холодно, и они вернулись домой.
Ожидая возвращения Крис, Мейсон сварил кофе, зажег камин и уселся в гостиной с газетой в руках. А когда дочитал ее и хотел положить на журнальный столик, заметил фотоальбом, который Крис дала ему посмотреть перед Рождеством, в тот злополучный день, когда они поругались.
Для Мейсона этот альбом был ящиком Пандоры. С одной стороны, он боялся к нему прикоснуться, а с другой — его неудержимо влекло снова посмотреть на фотографии Дианы и Кевина. Наверное, Крис права: он до сих пор не разобрался в своих чувствах к Диане. С тех пор, как Мейсон узнал истинную причину ее ухода, прошло восемь месяцев, но его по-прежнему мучило чувство вины. И по-прежнему оставалось множество вопросов. Например, такой: почему он мгновенно смирился с уходом Дианы? Почему даже не попытался ее разыскать, а усиленно разжигал в себе обиду и твердил снова и снова, что это она его разлюбила и бросила? Каким же глупым гордецом он был.
Мейсону безумно хотелось попросить у Дианы прощения за то, что, поглощенный своими переживаниями, он пропустил начало ее болезни, дал ей уйти и не откликнулся на запоздалую просьбу о помощи — тогда его не было в Америке.
Но, с другой стороны, если по примеру страуса прятать голову под крыло, ему до конца своих дней не избавиться от угрызений совести! Нет, настала пора посмотреть правде в глаза, решил Мейсон и открыл альбом, надеясь на то, что во второй раз фотографии Дианы не произведут на него такого оглушающего впечатления, как было в первый.
И вновь его неприятно резануло то, что Диана в младенчестве ни единой черточкой не была похожа с Кевином. Мейсон погладил фотографию и прошептал:
— Прости, если можешь!
Как все-таки несправедливо, что Кевин похож на него, а не на мать! За что ему такой подарок судьбы? Он его ничем не заслужил!
Слезы затуманили Мейсону глаза, и он впервые признался себе, что уход возлюбленной был для него настоящей трагедией. Господи, как же ему не хватает Дианы! Железный обруч тоски стиснул его грудь, Мейсону стало тяжело дышать…
Но тут из коридора донесся топот детских ножек, и Мейсон поспешно закрыл альбом.
Однако Кевин все равно спросил:
— Что с тобой, папа?
Мейсону пришел на ум добрый десяток отговорок, но он не посмел солгать сыну и тихо сказал:
— Я рассматривал детские фотографии твоей мамы Дианы и расстроился.
— Почему? — Кевин подошел поближе.
— Потому что я любил ее, и мне хотелось бы ей кое-что сказать, но это невозможно.
— Тогда скажи мне, — предложил Кевин, забираясь с ногами на диван.
Мейсон привлек малыша к себе.
— Боюсь, что это не одно и то же.
— Почему?
Кевин в последний месяц стал ужасным «почемучкой».
— Почему?.. — Мейсон замялся, но затем собрался с духом и произнес: — Я хотел попросить у твоей мамы Дианы прощение за то, что так долго на нее сердился. Я ведь не знал, что у меня есть ты.
Кевин подумал и уверенно заявил:
— Она бы тебя простила.
— Откуда ты знаешь? — печально улыбнулся Мейсон.
— Мама говорит, Диана была очень доброй. Как Трейси, — рассудительно ответил Кевин. — А Трейси всегда меня прощает. Даже когда ужас как разозлится.
— Спасибо, сынок.
Мейсон вспомнил изречение «устами младенца глаголет истина». Он наклонился и поцеловал малыша в затылок.
— А где мама? — вдруг забеспокоился Кевин. — Я хочу есть.
И у Мейсона тоскливо защемило сердце. Господи! Да он чуть было снова не влип! Но, к счастью, успел опомниться. Лучше поздно, чем никогда…
— Мама сейчас придет. — Лицо Мейсона словно закрылось непроницаемой маской. — Они с тетей Мэри решили пробежаться перед завтраком.
Заворачивая за угол, Крис замедлила шаг. Слова Мэри так взволновали ее, что она теперь побаивалась встречи с Мейсоном. Она, наверное, не сможет как ни в чем не бывало войти в дом и непринужденно заговорить с ним…