Брамштендте - Йозеф Геббельс (Ростов-на Дону, 2000)

Манвелл Р.

И вот появлялся фюрер, присутствие которого придавало особый смысл всему мероприятию. Его центральная роль подчеркивалась деталями оформления; в Берлине к его пятидесятилетию был проложен проспект «Ост — Вест», по которому колонны вермахта прошли, отдавая ему честь. Возле рейхсканцелярии в Берлине и перед «Коричневым домом» в Мюнхене были устроены специальные площадки, где толпы народа собирались «по зову сердца», «без всякого призыва», чтобы приветствовать вождя. Главным мероприятием в этой череде событий оставался ежегодный съезд нацистской партии, проходивший в Нюрнберге и длившийся сначала четыре, а потом семь и восемь дней (как в 1939 году).

Это было примечательное зрелище, пример всеобщего единения и всеобщего опьянения дурманом поклонения фюреру, в которое были вовлечены и участники, и зрители. Все имело гигантские масштабы. Огромный стадион «Цеппелин», построенных в 1939 году, вмещал

на своих трибунах 100 тыс. зрителей, а на поле могли в это время маршировать 140 тыс. участников праздника: колонны членов нацистской партии, «трудового фронта» и других организаций. Еще более амбициозным был проект строительства Германского стадиона на 200 тысяч зрителей, заложенного в 1937 году, на поле которого могли поместиться полмиллиона человек — участников спортивных и военных парадов.

Это были гигантские мероприятия, напоминавшие не то религиозный карнавал, не то устрашающую политическую демонстрацию, и каждое движение в них было рассчитано и имело свое значение. Все восемь дней съезда Нюрнберг блистал праздничными украшениями и одеждами, красочные возбуждающие зрелища сменяли друг друга, как в калейдоскопе, и каждое из них несло свою особую пропагандистскую нагрузку. И во всех представлениях фюрер выступал как светоч, как герой и полубог, как главная фигура сложной постановки, содержавшей много сцен. Вот какие события происходили за неделю, пока проходил съезд.

В первый день все внимание было приковано к прибытию Гитлера в город, где его горячо приветствовали ликующие толпы, размахивавшие флажками со свастикой. Через несколько часов он вступал под звуки фанфар в богато украшенный главный зал городской ратуши, где в присутствии высших деятелей партии и государства и членов дипломатического корпуса его приветствовал мэр города и вручал от имени его жителей памятный подарок. По этому случаю выставлялись привезенные из Вены после аншлюса государственные регалии первой германской империи, хранившиеся там еще со времен наполеоновских войн. Эти священные предметы символизировали преемственность и вечность рейха и возвеличивали власть Гитлера, напоминая о великой германской империи, существовавшей в древности.

На второй день еще большая толпа наблюдала за открытием съезда партии. Церемония была торжественной, в духе религиозной праздничной службы. Стены главного зала были обтянуты белым шелком, а над громадной сценой висела золотая свастика, под которой восседали все высшие должностные лица партии. Под гром фанфар и звуки оркестра, игравшего любимый Гитлером «Баденвейлерский марш», фюрер поднимался на сцену, приветствуемый аплодисментами и криками собравшихся.

В конце третьего дня устраивалось факельное шествие членов партии офицерского ранга, проходивших маршем перед отелем «Дойчер гоф», в котором жил Гитлер. На четвертый день устраивался праздник для партийных чиновников, которых присутствовало не менее 110 тыс. человек. Прибытие Гитлера отмечалось музыкой; все нацисты, одетые в коричневую форму, вставали навытяжку, а публика приветствовала фюрера раскатистыми криками «Хайль!» В небо устремлялись лучи 150 прожекторов, создававших гигантский световой купол. Фюрер поднимался на главную трибуну, над которой развевался его личный штандарт; звучали фанфары. По команде взметались вверх 30 000 флагов, освещаемых прожекторами, приветствуя вождя. Центром всеобщего внимания становилась платформа на главной трибуне, где он находился; туда указывало симметричное расположение флагов и все оформление трибун. Потом флаги приспускались, следовала минута молчания в память о погибших членах партии, и в их честь исполнялась торжественная мелодия; Гитлер произносил краткую речь, составленную в духе нацистской теологии. Когда он заканчивал ее словами «Хайль» Германия!», флаги снова приспускались в свете прожекторов, и полмиллиона людей исполняли два нацистских гимна: сначала традиционный «Дойчланд юбер аллее», а затем партийный «Хорст Вессель».

На седьмой день торжеств фюрер снова был в центре всеобщего внимания. Арену заполняли 100 тыс. человек; это были отряды штурмовиков в коричневой форме и эсэсовцев в черных мундирах. Снова следовала церемония приветствия фюрера, его штандарт взвивался над платформой, где он сидел, и поднимались вверх все флаги и знамена. Гитлер приветствовал войска возгласом: «Хайль, мои солдаты!», и в ответ тысячи глоток ревели: «Хайль, мой фюрер!» В этом обмене приветствиями обязательно звучали слова «мои» и «мой», чтобы каждый из присутствовавших почувствовал личную близость к фюреру. Затем войска и знаменосцы перестраивались, и под торжественную мелодию Гитлер выходил вперед по специальной «дорожке фюрера», сопровождаемый командиром штурмовиков Лютце и командующим войсками СС Гиммлером. Флаги опускались в память о погибших, и Гитлер стоял в молчании несколько минут перед «окровавленным знаменем» (это был флаг партийной ячейки, на котором, как говорили, остались пятна крови штурмовиков, погибших в дни неудавшегося путча в ноябре 1923 года).

Весь вид и поведение Гитлера на таких торжествах говорили о том, что он — и неограниченный властитель, и товарищ; олицетворение связи между славным прошлым и великим будущим Германии. Он находился здесь среди своих верных людей, подчиненных ему по закону воинской дисциплины; и в то же время весь антураж подчеркивал его удаленность от простых смертных и гордое одиночество; он был один над всеми, в компании павших героев, пожертвовавших собой потому, что они верили в него и в его миссию. Он вел себя так, как будто был близок каждому — и в то же время далек от всех и одинок.

В последний день съезда фюрер стоял во весь рост в своем открытом автомобиле на площади у церкви Девы Марии, а мимо него проходили бесконечные колонны штурмовиков и войск СС; на заднем плане высились богато украшенные дома местной знати. Говорили, что фюрер успевал посмотреть в глаза каждому воину, проходившему мимо него; во всяком случае у каждого оставалось впечатление, что вождь отметил его лично, и это было незабываемо!

Стоит вспомнить, что в прошлые века появление великих особ, таких как император Карл Пятый или принц Евгений Савойский, не говоря уже о диктаторах вроде Наполеона, привлекало толпы людей, приветствовавших их с энтузиазмом или просто получавших удовольствие от зрелища. Но никогда еще сотнями тысяч человек не манипулировали с такой уверенностью, тщательно расписывая их роли и управляя их поведением; такое бывало только на съездах нацистской партии. Здесь полностью исключалось всякое отклонение от программы; не допускался даже намек на неформальное общение, характерное, например, для партийных съездов в Соединенных Штатах. Впрочем, в организации нюрнбергских торжеств тоже присутствовало что-то от американского шоу-бизнеса, и этот рекламный дух странным образом смешивался с тяжелым душком милитаризма, одинаково дурманившим и участников, и зрителей.

Пропагандистский эффект от громадных воинских и партийных парадов, когда маршировавшие колонны демонстрировали свою верность фюреру, усиливался репортажами по радио и показом в кино-журналах. Например, был снят впечатляющий фильм о празднествах в Берлине, посвященных пятидесятилетию Гитлера, отмечавшемуся через месяц после оккупации Праги и всего за четыре месяца до вторжения немецких войск в Польшу. Съемки выполнили лучшие специалисты кино (разумеется, под контролем Министерства пропаганды); фильм был оформлен как специальный выпуск кинохроники, в котором официальные события 19 и 20 апреля были показаны со всей возможной полнотой и многосторонностью. Было потрачено больше 10 тыс. метров пленки, из которых в фильм вошла всего одна двадцатая часть, образовавшая этот шедевр пропагандистского искусства.

Самую интересную часть киножурнала составили сцены парада подразделений вермахта, проходящих перед фюрером, который отдает им честь, стоя на почетной трибуне. Съемки фильма были признаны образцовыми, а для специалистов кино был составлен отчет под названием «Как следует снимать парады». Все это говорит о тщательной организации культа личности фюрера и о большом значении кино как средства пропаганды при диктаторском режиме.

Вот что говорилось в отчете:

«Итак, наступил этот славный день — день пятидесятилетия нашего фюрера. Берлин принял свой лучший праздничный облик; заканчиваются последние приготовления к 20 апреля 1939 года, к дню торжества и поздравлений. Студия кинохроники получила специальное задание. Мы должны снять события этих великих дней, создав исторический документ для будущего. Съемки парада должны стать образцовыми. Нужно не просто сделать все безупречно в техническом отношении, но и передать настроение события, дух воинской дисциплины и сконцентрированной мощи. Нужно заснять все, секунда за секундой; то, что будет пропущено, уже не удастся повторить, и оно будет утеряно навсегда.

И вот событие начинается. Фюрер выезжает из парка Люстгартен на Площадь парадов. Сразу же начинается прохождение войск. Одновременно происходит перестроение частей, готовящихся к прохождению. Отряды строятся в колонны; пехота и военная техника следуют вместе, образуя живописный и строгий порядок. Вся широкая улица в несколько километров длиной заполнена солдатами всех родов войск, постепенно выстраивающимися в железную колонну, где каждый из участников готовится пережить великий момент прохождения мимо Адольфа Гитлера. На них нацелены 12 кинокамер, улавливающих каждое их движение, чтобы показать потом в нашем фильме».