Брат Третьей Степени(Эзотерический роман)
Шрифт:
— В обычном человеке совесть должна сочетаться со здравомыслием; у посвященного они — одно целое. Да, для большинства людей совесть и здравый смысл — понятия относительные, но не потому, что они действительно таковы, а потому, что таковы средства, которыми эти люди пользуются. И совесть, и здравый смысл сами по себе являются принадлежностью Бесконечного и, значит, совершенны. Но они получают окраску тех условий, в которых проявлены, поэтому и кажутся несовершенными. Великий музыкант не может извлечь совершенной музыки из негодного инструмента; Божественные совесть и здравый смысл тоже не могут найти совершенного выражения в несовершенном человеке. Чем выше твое совершенство, тем более совершенное выражение находят в тебе Божественные качества. Верно Иисус говорил: живя, познаешь учение. Тот, кто живет в чистоте и бескорыстии, сам воспитывает свой разум, и та информация
С этими словами Иола поднялась и вышла из комнаты. Пользуясь правом брата (Или будущего мужа?.. Я так и не представлял — кого же?), я решил ознакомиться со своим новым окружением. Кроме гостиной в распоряжении Иолы были две спальни с ванными и туалетными комнатами. «Вот уж поистине странные монахи и монахини, — подумал я, осматривая ее элегантно обставленные апартаменты. — Можно ли предаваться такой роскоши, когда в мире столько бедности и страданий? Как совместить все это?»
В спальне Иолы, на стене у постели я увидел портрет мужчины замечательно благородной наружности и не замедлил задаться вопросом: «Удалось ли мне преодолеть свою низшую природу настолько, чтобы не ощущать уколов ревности? Если она любит другого, смирюсь ли я с этим?» — И прислушавшись к себе, утвердительно ответил на собственный вопрос: «Если нужно, что ж, уступлю ее другому». Тут я обернулся и вдруг увидел себя в огромном зеркале, висевшем на противоположной стене. То, что отражалось в нем, приковало мой взгляд, я с трудом узнал себя. Как посветлело мое лицо! Но, возможно, таким его делали белые одежды? Однако, глаза… Они просто сияли. Были и другие явные перемены к лучшему, конечно же, вызванные внутренними изменениями; совершенная форма является символом проявления в ней Божественных качеств. Не в этом ли заключается секрет искусства Греции? Я вернулся в гостиную и рассматривал картину, которой прежде не заметил, с подписью Иолы в углу, когда вошла она сама. Как и все работы братьев и сестер, полотно было настоящим произведением искусства. Художница изобразила на картине ночной пейзаж — мрачное болото, по темным водам которого плыла лодка с тремя злодейского вида гребцами. Кроме них в лодке находилась прекрасная девушка в белом, связанная, как пленница. Плакучие ивы, тяжелые тучи и летучие мыши заставили меня содрогнуться, вызвав в памяти недавние переживания.
— Иола, как тебе пришла на ум идея написать столь мрачную картину?
— В основе ее сюжета лежит легенда, — сказала она, остановившись рядом со мной.
— Какая?
— Испытания, через которые ты прошел, должны были бы подсказать тебе, но я могу повторить. Эти три мрачных злодея — Страсть, Желание и Алчность, а девушка в белом — целомудренная природа человека. Черная с красным лодка представляет собой низшую человеческую природу, подвластную трем гребцам. Болото символизирует вечные муки, это — болото материи. В легенде говорится о том, что эти трое раз за разом берут в плен и пытаются утопить в болоте прекрасную деву. Но каким-то чудом она всегда выбирается, когда они уходят. Однако, снова и снова они подстерегают ее и привозят обратно. У легенды есть два конца, и разные люди склоняются к разным версиям. Некоторые говорят, что, отчаявшись покончить с ней, они надевают на нее черный мешок, привязывают огромный камень и бросают в болото, чтобы более она не смогла спастись. Другие утверждают, что однажды ночью злодеи заслушались ее пением, а пока она пела, вышла полная луна, и гребцы превратились в ангелов Любви, Добродетели и Милосердия. Они избрали ее своей царицей, и она увела их в далекую страну, где живут одни только Боги.
— Каким высоким смыслом наполнено здесь все искусство! — восхищенно произнес я.
— Всякое истинное искусство должно быть таким, ибо нет другого подобного ему учителя, столь же значительного и понятного всем. Велико воздействие, которое мы можем оказать на мир, используя язык искусства, полный таинств, значение которых часто недоступно рассудку, но почти всегда доступно душе. Однако, брат мой, я пришла, чтобы проводить тебя в зал Выбора, где нас ожидает совет. Идем. — Она открыла двери, и я последовал за ней.
Когда мы шли по коридору, я задал тревоживший меня вопрос:
— Иола, как сочетается все это дворцовое великолепие с требованиями гуманизма, с любовью к миру, погрязшему в нищете и страданиях?
— Брат мой, не обманывайся внешними проявлениями, — ответила она, — мир не может быть спасен с помощью денег и богатств, хотя они могут принести добро в отдельных случаях. Те сокровища, которые находятся в нашем распоряжении здесь, ни в коей мере не уменьшают того, что мы отдаем миру в других местах. — Сделав это замечание, она многозначительно улыбнулась. — Богатство и роскошь не должны принадлежать разве что тем, кто может стать их рабом. В отличие от алчных людей мы, окруженные богатством, не позволяем ему поглотить наши души. Мы ценим искусство, музыку, ароматические средства, красивые дома и многое другое, но не позволяем благополучию ослепить нас, ибо знаем, что все здесь, на Земле не вечно, все преходяще. Никакое великолепие не заставит нас забыть о бедных; мы живем надеждой в ожидании того времени, когда и они смогут разделить нашу радость. А то, хорошо ли богатство или дурно, определяется влиянием, которое оно оказывает на сердце и ум человека. Научившись управлять этими Божественными атрибутами и поддерживать их чистоту, мы не позволяем им увлекаться погоней за вещами материальными, как бы прекрасны они ни были. Помни: все, что есть на Земле, хорошо само по себе, лишь искажения несут зло.
— Ты сказала, сестра, что деньги и богатства не могут спасти мир. А что может?
— Преображение человека, очищение и возвышение сознания и сердца. Никакие внешние средства и поверхностные полумеры не дадут результата. Все объективные проявления мира происходят из субъективных. Для изменения видимого плана необходимы перемены на невидимом, а за это отвечают ум и сердце.
— Но разве невидимое не может меняться под воздействием видимого? Разве достойное внешнее окружение не будет способствовать достижению желаемого внутреннего состояния?
— До определенной степени это верно, — ответила Иола, — объективный и субъективный миры оказывают взаимное влияние друг на друга. Но в субъективном таится огромная мощь, поскольку разум и воля сильнее обстоятельств, а те, кто утверждает обратное, занимают вредную позицию. Обстоятельства жизни останутся неизменными, если прежде не произойдет перемен в сердцах и умах людей, — одно без другого невозможно. Человек, если проявит волю, способен, даже находясь в самых неблагоприятных условиях, стать выше любых внешних воздействий. Таково одно из величайших и важнейших учений оккультизма. Все его последователи верят во всемогущество этой Божественной стадии.
— А ты веришь в свободу воли? — спросил я.
— Это понятие часто толкуется неверно. Во всех своих делах человек испытывает как внешнее, так и внутреннее воздействие, а потому не является абсолютно свободным. Тем не менее, он обладает возможностью выбора, и эта возможность превыше всех влияний.
— Но ведь бывают исключения. Разве нет таких, кто пал столь низко, что утратил эту возможность?
— Есть, — с грустью согласилась Иола. — Падшая душа не имеет собственной воли, она руководствуется лишь волей своей демонической личности, питающей желания и страсти; этому чудовищу подчинена ее воля, его приказам она послушна, — и словно желая внести ноту надежды в свое последнее печальное замечание, добавила, — но пока тонкая зеленая нить соединяет пирамиду с кубом, у такой души есть возможность подняться.
Коридор повернул, и мы оказались перед дверями, у которых стоял брат в белом облачении.
— Петух пропел, — произнесла Иола пароль.
— Заря восходит, — ответил часовой, распахнул двери, и мы вошли в зал, отделанный в бело-золотых тонах. Семеро людей, одетых в белое, сидели вокруг стола. Лица их были открыты, и в человеке, возглавлявшем совет, я узнал государя. Справа от него сидел тот, кто изображал солнце, и еще двое мужчин; слева — красавица, представлявшая луну, и еще две женщины. Напротив царя было два свободных места, которые мы и заняли.
— Что скажет сестра? — спросил царь, обращаясь к Иоле тихим, мягким голосом.
— Закон правит, — ответила она.
— Брат, — обратился ко мне глава совета, — невидимый разум, представители которого управляют проявленными событиями жизни, изрек мистическим языком чисел, что ты достоин стать кандидатом в возвышенную Третью степень. Немногие принадлежат к избранным, из пятнадцати сотен миллионов людей, населяющих планету, найдется едва лишь тысяча. Это не означает, что ты стоишь выше остальных, а только то, что способен обрести духовное величие и возможность достичь этого за одну жизнь, поскольку изучал оккультные науки в минувших жизнях, о чем ныне не помнишь. Итак, брат, искренне ли твое желание ступить на стезю, ведущую к этой высокой степени?