Братство рун
Шрифт:
Уоллес обещал прогнать англичан из Шотландии, но это ему не удалось; в то время как он вторгся на землю противника и завоевал город Йорк, на берег высадились английские войска и заняли Эдинбург; с тех пор оккупанты только продвигались вперед.
Кровь и страдание было тем, что принесло восстание, но вместо того чтобы сделать из этого выводы и учиться на ошибках своего отца, ее брат Дункан был уже готов ввязаться в новый мятеж, затеять новое кровопролитие.
То, как изменился Дункан за эти последние месяцы, не нравилось Гвеннет. Он стал взрослее, взвалил на свои плечи большую ответственность,
Гвенн не знала, что точно замышляет ее брат, но у нее было не много поводов расспросить его об этом. Но она понимала, что он что-то задумал вместе с этими странными и таинственными людьми, с которыми он был связан последнее время.
Раньше брат и сестра доверяли друг другу все и почти не разлучались. После смерти отца все изменилось. Дункан теперь почти не разговаривал с Гвенн, а если это и случалось, то только чтобы осадить ее.
Сначала Гвенн принимала это за дурное настроение, за временное явление, которое пройдет, когда Дункан не будет ощущать так остро потерю отца. Но дурное настроение не проходило. Дункан отстранился от нее, зато список его таинственных посетителей становился все длиннее.
Гвенн не знала, о чем они ведут разговоры. Но предполагала, что это связано с восстанием, с Уильямом Уоллесом и юным эрлом Робертом Брюсом, которого они хотели короновать.
Тихонько ей в душу закрался страх. Она уже потеряла отца и не хотела потерять теперь и брата. Но сердце Дункана стало черствым. Теперь он слушал не ее, а только своих новых таинственных друзей.
При всякой возможности Гвенн покидала замок и пыталась избавиться от мрачного настроения, которое исходило от Дункана и его советчиков; так произошло и в тот день.
Под предлогом, что хочет собрать хворост, она ускользнула из замка. Близился вечер. Темные облака собрались на небе и затянули солнце непроглядной пеленой. Наверняка должен был полить дождь. С севера шла черная стена туч, которую гнал холодный ветер.
За ее спиной поднимались вверх башни замка Ратвен. Когда она была маленькой девочкой, они были для нее олицетворением защиты и безопасности, покоя и мира. Если же она сейчас оглядывалась на них, то не видела ничего, кроме темных стен и грозных бойниц. Она чувствовала в душе непонятный холод, чувство опасности, неизвестное ей прежде.
Возможно, все зависело от снов, которые снились ей после смерти отца. Два сна, которые постоянно повторялись.
В первом сне она скакала на белоснежном коне по земле Хайлэндса, приникая к шкуре животного, которое дарило ей утешение и покой, чувствовала себя свободной и беззаботной. В другом сне все менялось, и куда бы Гвенн ни смотрела, она видела только нужду, горе и страдание. Она видела Хайлэндс в огне, видела людей, которых выгоняли из домов, людей, оружие которых извергало гром и молнию.
Что все это должно значить?
Уже бесчисленное количество раз Гвенн размышляла над значением этих снов. Почему они посещали ее? И почему это были всегда одни и те же ужасные картины?
В одиночестве, которое царило среди
Как всегда во время прогулок по окрестным местам, Гвенн шла сперва вдоль потока, протекающего через ущелье под западной башней. Летними месяцами, когда ручей пересыхал, можно было идти по дну и найти массу сухих веток и высохших деревьев.
Еще ребенком Гвенн часто приходила сюда, чтобы полазить по острым скалам. Для девочки это было необычным занятием, но отец позволял ей это. Гвенн знала, что он мечтал о втором сыне и поэтому радовался любому проявлению интереса своей дочери к миру мужчин; и она высоко ценила, что он никогда не давал ей почувствовать своего разочарования.
Она спустилась по груде валунов, которые нанесли весной проливные дожди, и добралась до ответвления испещренного трещинами ущелья. Сбитая с толку, она огляделась по сторонам, потому что у нее появилось ощущение, что никогда прежде здесь не бывала. До сих пор она была убеждена, что знает каждый камень в этой местности, теперь же перед ней раскинулась узкое ущелье, которого она никогда не видела.
Так же и здесь были валуны, и скалистые пропасти, и пещеры, и трещины в серых скалах. С любопытством Гвенн поднялась немного выше, как вдруг заметила, что туман заволакивает низины. Он выступал из трещин и складок скал, застилал почву и быстро ширился по сторонам. Гвенн показалось, будто он ползет за ней вверх, влажный и склизкий, чтобы схватить своими холодными руками. Сама не зная почему, она испугалась.
Она обернулась, хотела вернуться к выходу и ущелья, но туман полностью заволок его. Она едва различала предметы вокруг себя. Узловатые ветви высохших деревьев выглядели как растопыренные руки жутких троллей, желающих схватить невинного путника и съесть его.
Гвенн вспомнила истории, которые рассказывали старики возле камина, — сказки о троллях, гномах и других существах, обитающих в тумане. Охваченная страхом, она выронила собранный хворост и попыталась найти дорогу в густом тумане.
— Куда держишь путь, дитя мое?
Скрипящий голос долетел до нее. Гвенн испугалась до смерти, когда прямо перед ней из тумана вышла темная фигура. Незаметно она приблизилась к ней.
Гвенн закричала от страха, пока не поняла, что это не гном и не тролль, а лишь старая женщина стоит перед ней.
Она была согнута в три погибели и опиралась на палку. Одежда на ней была черная, как вороново крыло, и на кожаном шнурке вокруг ее шеи висели вырезанные из костей талисманы. Но примечательнее всего было лицо — бледное, изборожденное морщинами, с сидящими глубоко глазами и неподвижно смотрящими. Ее узкий, горбатый нос делил лицо на две половины, рот был мал и полуоткрыт. Зубов, похоже, совсем не сохранилось.
— Старая колдунья! — в ужасе подумала Гвенн.
По своему виду женщина относилась к тем людям, которые поклонялись старой, языческой вере и совершали плохие дела. Это значит, колдуньи могли заглянуть в будущее и наложить проклятия, способные принести смерть даже самому сильному воину клана.