Братва: Век свободы не видать
Шрифт:
– Не суетись зря, браток, вредно это для здоровья. – Я заботливо поправил на друге сползающее на пол одеяло и встал. – Пожалуй, пьянствовать тебе еще рано. Лучше поберечь организм. Ослаб он вконец, как вижу. Выздоравливай, короче, давай – Ксюха по тебе скучает, прямо спасу нет!
Выходя из палаты, я прихватил со стола кулек с бутылкой кавказской амброзии. В коридоре никого не было, кроме бабульки-нянечки, старательно елозившей по полу тряпкой, намотанной на швабру. Охрану я Тому не приставил, справедливо посчитав за совершенно излишнюю роскошь.
– Ты прямо святой, Михалыч! – то ли осуждающе, то ли восхищенно заявил Цыпа. –
– Эй, полегче в идиотских сравнениях! – усмехнулся я. – Такой вот я гуманист уродился, ничего не поделаешь. Если хорошо отношусь к человеку – то уж до самого конца. До смерти то бишь. А с натурой собственной не поспоришь, как известно.
– Это на тебя кликуха так сильно влияет, – высказал догадку улыбающийся Цыпа. – Ты Монахом не только для блатных стал, но и внутри самого себя! Правда же?
– Вполне возможно, брат, – милостиво согласился я с явно завиральной мыслью соратника – пусть порадуется пацан, мне ведь эта филантропия ничего не стоит.
Когда подошли к автостоянке, прежде чем забраться в машину, я швырнул в бетонную урну кулек с «Хванчкарой». Услышав звон разбитого стекла, Цыпа обиженно поморщился:
– Не нравится грузинское вино – мне бы подбанчил. Зачем добро портить?
– После этого «добра» ты бы ровно через две секунды загнулся наглушняк, – пояснил я, усаживаясь на свое привычное заднее сиденье. – Заводи давай.
– В вине был цианит? – Цыпленок ошалело уставился на меня, совершенно игнорируя свои шоферские обязанности.
– Само собой. Неужто ты думаешь, что я старому другу что-то подешевле-похуже подмешать способен? Чтоб он страдал? Нет уж! Если хорошо отношусь к человеку – то до самой его смерти. Принцип у меня такой. Поехали, говорю! Заснул, что ли?
Цыпа, наконец, повернул ключ зажигания и вывел «мерс» на трассу в общий поток.
Стрелка барометра моего настроения забралась далеко в плюсовой сектор. И тому была весомо-приятная причина: братишка Том остался в нашей команде и «в Сочи» не уехал. Думаю, что я верно поступил, отменив собственный приговор. Не злопамятен соратник и, значит, не опасен. Накрайняк, всегда ведь можно обратно переиграть, коли снова народятся подозрения на его счет.
В мою голову вдруг забрела одна замечательная идея:
– Слушай-ка, Цыпленок! Рули к городскому пруду, будем с тобой диких гусей хлебом кормить. Ведь как нас учит святая Библия? «Не уставайте творить добро»! Насытим бедных пернатых тварей – вот уже и второе благодеяние за день в свой актив запишем.
– А какое первое, Михалыч? – как-то странно покосился на меня соратник.
– Уже забыл?! – искренне подосадовал я. – Короткая же у тебя память! Мы ведь только что не стали мочить Тома, строго блюдя главную христианскую заповедь: «не убий»! Надо всегда, брат, стараться жить по закону Божьему. Святым, понятно, при нашей профессии весьма трудно стать, но стремиться к этому очень полезно для души и сохранения общей гармонии в мире. Ты согласен?
– Угу, – буркнул Цыпа, сосредоточенно уставившись на дорогу, словно любимый боевик смотрел. Желания побазарить на высокие темы у него явно не наблюдалось.
Вот уже не первый раз с ним так: только мне захочется приколоться на серьезные материи, поделиться личными мыслями, как Цыпленок вдруг замыкается в скорлупу
Впрочем, нельзя слишком уж многого требовать от Цыпы. Надо быть более снисходительным к недостаткам приятеля. Ведь кто он такой, по сути, есть? Как ни прискорбно это констатировать – натуральный зверь, толстокожий громила-головорез. Где уж ему понять движения моей тонкой чувствительной натуры. Цыпе, к сожалению, это просто не дано – у него ведь душа вся мохом обросла, как волчья шкура.
Придя к такому печальному умозаключению, я сочувственно глянул на вихрастый рыжий затылок соратника и вздохнул про себя:
«Все же я не буду терять надежду, что мое ежедневное благотворное влияние рано или поздно скажется на этом прожженном бандите – сделает его более предсказуемым и хотя бы чуточку человечнее».
Стрельба рикошетом
Попка Наркоша нахально стучал кривым клювом в стекло балконной двери, напоминая, что пришло время полуденной попугайской трапезы, состоящей из семян конопли. Ничего другого он почему-то в пищу не потреблял, что и обусловило его совсем не птичью кличку.
Попугая мне недавно преподнес в подарок Цыпа, зная пристрастие шефа к разным проявлениям флоры и фауны. Живой презент, впрочем, был с серьезным дефектом – бедняжка Наркоша имел покалеченную левую ножку и при ходьбе заметно хромал, забавно переваливаясь из стороны в сторону, словно крепко поддатый.
Был у попугая и другой весомый недостаток – он ни в какую не желал селиться в клетке, предпочитая по-хозяйски осваивать всю четырехкомнатную квартиру. Очень скоро мне надоело соскребать с мебели и ковров зеленые отходы пищеварения Наркоши, и я определил попугаю новое местожительство: на балконе. Он большой и довольно теплый, так как полностью защищен со всех сторон толстенными пуленепробиваемыми стеклами. А зимой можно установить на балконе электрообогреватель, а то и два.
Я щедро насыпал в деревянную миску крупных конопляных зерен из кулька и, открыв балкон, вынес привередливому пернатому его обычный злаковый обед.
К часу дня, как всегда, нарисовался верный Цыпа. По его хмуро насупленной мордахе я сразу просек, что наш пиратский фрегат опять где-то дал опасную течь.
– В чем проблемы, брат? – поинтересовался, когда мы заняли свои удобные места в теплом соседстве с камин-баром.
– Нынче тебе пить не след, Евген, – мягко, словно извиняясь, заметил соратник, предупреждая мои дальнейшие логичные действия. – Край необходимо срочно пораскинуть мозгами, как нам быть с Бароном.
– А в чем суть? – Я отвел неравнодушный взгляд от нежно светившегося открытого бара, где озорно-призывно множилась в зеркалах целая батарея разнокалиберных бутылок всех цветов и оттенков. С плохо скрываемым разочарованием закурил «родопину» и откинулся в кресле, приготовившись выслушать неприятные известия.
– Если помнишь, я уже докладывал неделю назад, что куда-то исчез Химик – главный наш спец по переработке опийного молочка в героин. С тех пор о нем ни слуху ни духу.
– Это ничего плохого не означает. По ходу, отрывается братишка на шалмане с девочками. Запас порошка у нас приличный – пару недель и без талантов Химика запросто обойдемся. Пусть отдохнет всласть.