Братва. Пощады не будет
Шрифт:
...Церковник уже два дня терпеливо обхаживал эту полуразвалившуюся, давно не действующую часовню. Приглядывался. Объект казался легкодоступным и никаких особых сложностей не предвещал. Кованная железом дубовая дверь часовни держалась на навесном «амбарном» замке, который даже перед банальной фомкой всегда пасовал, не говоря уж об отмычках, солидный набор коих слабо позвякивал при ходьбе в боковом кармане драпового пальто Церковника.
Кирпичное культовое здание находилось на небольшой возвышенности в самом сердце городского кладбища, и лишнего внимания к себе взломщик не привлекал – выглядел простым обывателем, пришедшим навестить могилку какого-то усопшего родственника. Чтобы убедительно соответствовать образу, Церковник и сегодня купил у входа на кладбище
Конечно, никакой гарантии, что в часовне сохранилась хотя б парочка «досок» – икон то бишь, – не было. Но больно уж заманчиво легкая добыча – ни сторожа тебе, ни электронной сигнализации. Грех не воспользоваться случаем. Возможно, и подфартит децал – отыщет несколько полусгнивших «досок» с полустертым изображением полустертых святых ликов. Реставратор есть знакомый на подхвате – махом превратит любой старинный хлам в ценный антиквариат. «Бриллиантовые руки, золотая голова», – как поет про подобных специалистов известный уголовный бард, который и сам из таких, раз хватило ума и сноровки слинять под видом правозащитника в Америку – эту благословенную Мекку аферистов и бандитов со всего света.
Оставив букетик фиалок у подножия какого-то надгробного памятника, Церковник не спеша покинул кладбище, решив до ночного «рабочего» времени прокантоваться, не мудрствуя, в ближайшей пивной. За любимым «Жигулевским» часы значительно активней тикают.
Так и сделал. Отправился на дело после закрытия питейной точки в двадцать три часа. Проник на городской погост не через главные, «парадные» ворота, так как к этому времени они уже запирались, а через дыру в деревянной ограде, примеченную им заранее еще днем.
Не зажигая пока из осторожности фонарик, Церковник медленно пробирался к месту назначения при бледном свете луны, стараясь не слишком часто наступать на многочисленные холмики. Могилы и в особенности надгробные памятники смотрелись какими-то таинственно-неземными и даже нереальными сооружениями. Ерунда все это, пустые суеверия и выкрутасы психики.
Вскоре на фоне звездного неба вырисовался торчащий черный «палец» часовни. Подойдя вплотную к ее дверям, Церковник включил карманный фонарь и тут же погасил, неприятно пораженный. Массивный «амбарный» замок был уже кем-то открыт и аккуратно висел на стальной дужке. Церковник нервно огляделся. Все тихо по-прежнему. Никаких людей поблизости, если не считать тех, что спали под землей, не было.
Может быть, его просто успел опередить какой-нибудь «коллега»? В таком случае тому придется по-братски с ним поделиться! По воровскому закону!
Решившись, Церковник толкнул дверь. Та без малейшего скрипа и легко подалась внутрь, словно петли были недавно смазаны жиром. Та деталь еще больше утвердила взломщика в мысли, что здесь поработал собрат по ремеслу. Но ведь он, гад, мог уже благополучно слинять со всей добычей!
Вытянув из-за брючного ремня увесистый стальной пруток, сплющенный и загнутый на одном конце, Церковник, держа фомку в качестве холодного оружия прямо перед собой, нырнул в черный зев открытой двери и тут же захлопнул ее за собой, включив фонарик. Желтый электрический луч суетливо скользнул по сторонам, осветив полукруглое высокое помещение. Пусто. Никаких следов присутствия «коллеги». Со стен на Церковника мрачно глядели многочисленные святые лики в деревянных окладах. Невероятный фарт! Церковник сразу же забыл о подозрительной отпертой двери, двигаясь по помещению слева направо и поочередно «начерно» пытаясь оценить «доски». Их было никак не меньше дюжины. Но даже приблизительно вычислить стоимость находки не представлялось возможным. Ясно, что иконы старинные, так как писаны на меловой основе, а вот манера исполнения, «школа» то есть, совершенно не подходила ни к одному известному Церковнику образцу монастырского искусства. Лики старцев на всех «досках» выражали чувства, мало подходящие святым отцам. На них легко читались ненависть, презрение и глумливая насмешка. Мастерски живо выписанные глаза прямо пылали злорадством и каким-то неясным внутренним огнем. А может, это просто неверный свет фонарика так безобразно-ужасно исказил старинные изображения.
В глубине помещения
У обшарпанной кирпичной стены высилось дубовое кресло-трон, на котором восседал страховидный деревянный истукан с тремя рогами. Два из них, по-козлиному изогнутых, помещались на голове, а третий, полированный и прямой, торчал вверх полуметровым колом между ног. Церковника аж передернуло от такого отвратительного соседства. Он отвел луч фонаря от похабного истукана, решив прихватить наиболее древние, на его взгляд, «доски» и поскорее рвать когти из этого места. Вдруг внимание Церковника привлекли какие-то подозрительные шорохи снаружи. Подобравшись к зарешеченному оконцу у входа, он глянул в мутное стекло и обомлел. Совсем рядом с часовней копошились четыре покойника в белых саванах, сдвигая надгробную плиту с могилы. При бледном свете луны Церковник заметил и пятое потустороннее существо. На том было что-то темное и долгополое, похожее на монашескую рясу с капюшоном. Оно неподвижно застыло у входа в часовню, упираясь в землю древком блестящей кривой косы. Именно вот так себе и представлял Смерть Церковник.
Четыре мертвеца, сдвинув мраморную плиту в сторону, исчезли под землей, но вскоре появились на поверхности вновь. Уже со страшной ношей. Взломщика пробил холодный пот, когда он понял, что они направляются в часовню.
Смерть с косой осталась на страже у входа, а все остальные покойники вошли в здание, торжественно неся на плечах труп молодой женщины, одетой в длинное дорогое платье с серебряными блестками в виде звездочек.
Церковник затаился за троном рогатого чудища и судорожно пытался припомнить хотя б строчку из какой-нибудь святой молитвы, но ничего путного из памяти не всплывало, хотя в зоне он, бывало, и Псалтырь почитывал со скуки.
А вот выходцы с того света были явно значительно лучше подкованы в молитвах. Запалив две толстых восковых свечи, стали тихо напевать что-то речитативом на непонятном языке. Церковник разобрал лишь одно слово – «мори», что означало «смерть». По-латыни, кажется. Его кент по лагерному бараку имел наколку на плече: моменте мори – помни о смерти то бишь. Из интеллигентов был – школьным учителем по физкультуре. Понахватался, по ходу, всякой разной книжной ерунды от коллег.
Мертвецы занимались чем-то странным – срывали с женщины одежды, в считанные секунды раздев ее догола. Должно быть, похоронена она была совсем недавно – никаких трупных пятен на обнаженном теле Церковник не заметил.
Два свеченосца встали по бокам трона, всего на расстоянии вытянутой руки от перепуганного взломщика, а другая пара покойников, продолжая заунывно петь, подняла женщину за руки и за ноги и, примерившись, усадила ее на колени истукану. Прямой рог чудища полностью вошел в тело. И тут произошло нечто невообразимо ужасное. Женщина, ожив, вдруг задергалась в конвульсиях и пронзительно закричала, вытаращив безумные от боли глаза на Церковника, прятавшегося за спинкой кресла-трона.
Уже ничего не соображая, Церковник выскочил из своего тайного убежища, сбив на пол одного из свеченосцев, и рванулся к выходу, дико заорав во всю мочь прокуренных легких:
– Отче наш, иже еси!!!
Когда оказался уже снаружи часовни, на его пути встала Смерть, молча замахнувшись своей зловещей кривой косой. Вспомнив о спасительной силе крестного знамения, Церковник суетливо перекрестился правой рукой и для верности наложил еще троекратный «крест» на страшный призрак. Но тот почему-то не растворился испуганно в пространстве, а злорадно закаркав-засмеявшись, коротко взмахнул своей косой...
Очнулся неудачливый грабитель только на следующий день в избушке сторожа кладбища. Веселый, жизнерадостный толстячок, охранявший покой усопших, оказался неплохим фельдшером и травником. Его чудодейственные повязки и мазь из подорожника всего за пару дней зарубцевали косой шрам на шее Церковника. Правда, сторож был явно придурковат. Рассказывая, как нашел его около часовни, истекающего кровью и без сознания, он посмеивался и восторженно блестел своими зелеными глазами.