Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)
Шрифт:
— Плохо. Могут не повирити.
— Я готов, пан сотник, — сказал человек у стены.
Катя сообразила, что на треноге торчит не что иное, как кинокамера.
— Зараз. Того поближче пидсуньте. И лицем, лицем сюди. Так, це у нас товариш нарком, — пид ноги його. Спочатку фото, потим знимемо загальний план. И обличчя, обличчя ретельнише. Та бачу, що облич не залишилось. Олександр Петрович, постарайтесь. Це у нас, мабуть, сам Бронштейн. Бис його знає, по маузеру лише можна впизнати. Деникин у нас де? Швидше!
— Пид
— Якщо залишиться час. Хлопци, ставайте. Спочатку вас. И швидше, зараз червони очухаються.
У разрушенного стола, торопливо поправляя папахи со шлыками, выстроились трое парней. Двое держали карабины, третий картинно расправил желто-голубое полотнище.
— Морди погероичнее, — приказал человек рядом с кинооператором.
Катя стиснула зубы. Знакомый голос, знакомый. Как же до него дотянуться?
На улице чаще застучали выстрелы. Бухнула граната.
— Швидше! Готови? Деникина не знайшли?
— Нема. Ось сестриця околела. Не заминить?
— В загальнийий план пиде. Тильки подил ий задерить пикантнише. «Москали та их шльондри» — добре. Але спершу хлопцив. Почали!
Сверкнул магний. Человек, стоящий над Катей, отвернулся, выругался.
— О! Як блискавка. Аж очи виела.
Катя вскинулась на локте, ударила ногой в колено. Человек с проклятием начал падать, девушка, обхватив его сзади, перехватила карабин. С одной руки выстрелила — хлопец, гордо позирующий камере, дернулся — из головы полетели брызги. Вот это был бы кадр.
Тело в объятиях Кати вздрогнуло — в ответ стреляли мгновенно. Ладно, пока бейте своих, чтоб чужие боялись.
Падая за косяк, Катя опять зацепилась за вешалку. Вот же проклятый предмет интерьера — растопырится, хуже спирали Бруно. Ничего, карабин в руках, жить можно. Пока…
Как и ожидала, от двери, что вела на лестницу, сунулся один, Катя выстрелила ему в грудь. Второй, гад, не поднялся, наугад пальнул из-за стола. Плохо. Сейчас с двух сторон зажмут. Вон пан Кула как орет. Придется самой навстречу выходить…
Катя метнула себя в дверной проем. Пули прошли поверх головы. Удачно сшибла плечом человека. Выстрелом свалила фигуру у стены. Зря — это оператор, он им самим мешал. Только не стоять…
Стреляли почти все, только, считай, в пустое место. Черт, влетевший в залу (баба? ведьма? но в юбке определенно), бешено метнулся прямо к хлопцам. Один отлетел скорчившись — стволом между ног перепало. Другие отшатнулись, мешая друг другу. А она — вот она, рядом, волчком крутится в тесноте, за одежду цепляет, на трупы, на балки хлопцев опрокидывает. Челюсти да шеи под прикладом, что мелькает быстрее шашки, хрустят.
…Шансов нет. Их здесь шестеро, седьмой за спиной у двери. Затвор передернуть некогда. Сколько ни вертись… Пуля обожгла бок. Он. Вот гадина, в стороне остался. Но
Треск, хруст, мат, выстрелы вслепую. Со стороны бьет «парабеллум», пытаясь найти в круговерти гибкое тело, вьющееся неуловимой тенью….
Пульсирующий, кинжальный огонь от дверей Катя прочувствовала раньше всех. Однако привыкаешь к автоматическому оружию. Инстинктивно рухнула на пол. Рядом с мгновенным опозданием, уже не по своей воле, валились другие. Катя наконец передернула затвор, ткнула ствол в бок кому-то воющему. Не вой, сука усатая.
Треск очередей оборвался.
Катя приподняла голову, столкнула с ног хрипящего пробитыми легкими гайдамака.
— Все, Степан? Накрылась твоя Франция?
— Чего накрылась? — пробормотал «кожаный» пулеметчик, возясь с затвором. — Патроны тю-тю. Не задел? Я сразу не допер, че здесь делается.
— А потом уже какой смысл был останавливаться, — согласилась Катя. — Хорошо, что у тебя магазин короткий.
— Где товарищи? — в комнату ввалились трое с «наганами». Первый, «кожаный», держался за окровавленную руку.
— Кажется, здесь все — того, — объяснил Степан, продолжая возиться с пулеметом. — Беляков мы положили. Девка тут их мочила, так что…
— Это петлюровцы наскочили, — сказала Катя, озираясь.
Трупы лежали вперемешку. Изуродованная голова предсовнаркома, узнаваемая лишь по пышной копне волос, торчала из-под сапог ряженого театрального казака.
— Товарищ Троцкий, — с ужасом прошептал «кожаный». — Как же это?!
— Где?! Где этот?! — заорала Катя. — У стены был, с «люггером». Вот говноедово племя! Куда он, б… делся? Куда, мать вашу?!
— Ты що? — Степан попятился. — Один вроде наверх скакнул, на крышу. Да куда он денется?
— Онанюга поёбышев! Сучара мордатая, я тебя—…плюясь ругательствами, Катя искала оружие. Без особого почтения вырвала из кобуры самый главный «маузер» Советской Республики.
— Кто ушел-то? — прохрипел, приседая на корточки, раненый «кожаный».
— Да вроде главный петлюра, — в замешательстве пояснил Степан. — Это… ты что?
Катя яростным рывком содрала с себя фартук и юбку, сунула «маузер» за ворот блузки, подпрыгнула, хватаясь за уцелевшую в проломе потолка балку.
— Ты, мы щас вместе, обожди, — подскочил молодой боец.
Ноги в чулках и новых туфлях дрыгнули — девушка исчезла на развороченном чердаке, крикнула:
— Он по крыше попробует уйти. Гаркнете, чтобы меня наши не подстрелили.
Не матерись. Некогда. Завернувшиеся длинными лепестками листы жести норовили зацепить, расцарапать ноги. Туфли (полное дерьмо!) оскальзывались. Жакетка, даже расстегнутая, стесняла движения. Крышу Катя уже перебежала. Видела двух раскинувшихся за мешками с песком красноармейцев. Покурили ребята — с того дома снайпер шутя снял.