Братья Львиное Сердце [перевод Б.Ерхова ]
Шрифт:
Именно таким адским подземным царством и оказалась пещера Катлы. Я вползал в черный ход, как в тяжелый черный сон, от которого невозможно проснуться, я как будто навсегда по кидал белый свет и погружался в вечную ночь.
Ведь пещера Катлы–это же не что иное, как старое мертвое драконье логово, думал я, пропитанное злом с изначальных времен. Здесь, наверное, лежали когда–то тысячи драконьих яиц, и целые полчища драконов расползались отсюда и убивали все живое, что попадалось им на пути.
Не зря старое драконье логово выбрал Тенгил под темницу. Я задрожал, чуть представив себе, чего он только не творил здесь с бедными узниками. Самый воздух пещеры, казалось, отдавал застарелым злом. В окружавшей нас тишине я слышал страшные шепоты. Они доносились из глубины, на верное, они рассказывали о всех муках, плаче и смерти, которые видела пещера с тех пор, как ею завладел Тенгил. Я хотел спросить Юнатана, слышит ли он эти звуки, но раздумал. Потому что, может, мне просто показалось.
— Ну вот, Сухарик, мы отправляемся с тобой на дальнюю–дальнюю прогулку. Ты не забудешь ее никогда!
– сказал Юнатан.
И то правда, дальнюю! Нам предстояло пробраться через всю гору. Орвар сидел в пещере сразу же за медной дверью. Как раз то место и называли люди пещерой Катлы, говорил Юнатан, о нашем лазе не знал никто. Правда, и мы не знали, соединяется он с пещерой Катлы или нет. Но вот что путь будет долгим — об этом мы знали. Мы ведь прошли его поверху. Хотя здесь, в темных ходах, при свете факелов–мы при хватили их, конечно, с собой–пробираться было в семь раз труднее.
Ух, до чего жутко глядеть, как пляшут отсветы огня в каменных коридорах. Факелы выхватывали из темноты только небольшие освещенные кусочки, и все, что было за ними, казалось еще жутче. Кто знает, вдруг все эти черные провалы в стенах битком набиты змеями, драконами и другими чудовищами? Или вдруг мы заблудимся в переходах? Юнатан, правда, делал заметины факелом на каждой развилке. Мы легко могли бы найти дорогу обратно.
Прогулка, говорил Юнатан. Гулять нам особенно не пришлось! Мы ползли, взбирались, прыгали и карабкались выбивались из сил. Какая уж там прогулка! А какие пещеры! Иногда мы оказывались в высоких залах и даже стен их не видели, только по эху догадывались, какие они громадные. Но чаще мы попадали в узкие ходы, где нельзя было идти во весь рост и приходилось сгибаться в три погибели или ползти на животе, все равно как драконам; бывало и такое, что дорогу нам преграждали подземные потоки, их мы переходили вброд или переплывали. Но что хуже всего — время от времени прямо под ногами разверзались страшные пропасти. Я чуть было не упал в одну такую. Была как раз моя очередь нести факел, и тут я оступился. Юнатан едва успел подхватить меня. А факел упал вниз. Мы видели, как он огненной полоской летел все глубже и глубже, пока не пропал совсем. А мы оказались в темноте. В ужасающей, самой черной тем ноте в мире. Я не смел шевельнуться, не мог слова сказать, даже мыслей не было, мне хотелось все забыть, забыть, кто я и где нахожусь. Но я слышал рядом голос Юнатана. Ему удалось наконец зажечь второй факел. И пока он с ним возился, он все время говорил со мной, говорил и говорил, очень спокойно, наверное, боялся, как бы я не умер от страха.
А потом мы потащились дальше. И долго ли еще пробирались, уже не помню. Мы потеряли всякое представление о времени. Казалось, мы бродим здесь целую вечность, и я начал опасаться, что мы не успеем, что будет слишком поздно. Может, уже и наступил вечер, может, уже стемнело. И Орвар сейчас … у Катлы.
Я спросил у Юнатана, как он считает.
— Не знаю, — сказал он. — Но если не хочешь сойти с ума, не думай об этом.
Тем временем мы попали в узкий лаз, которому, казалось, не будет конца; он становился все уже и ниже, мы едва могли ползти. Но наконец мы вылезли из него и очутились в огромном зале. Свет факела не достигал стен.
— Ого–го–го–го! — крикнул Юнатан, и мы слышали, как эхо отозвалось: «Го–го–го!» Много раз и со всех сто рон.
А потом услышали другой голос, донесшийся из темноты.
— Ого–го! — слабо повторил он. — Кто ты, идущий из темноты с факелом и светом?
– Я ищу Орвара, — ответил Юнатан.
— Я Орвар, — сказал голос. — А кто ты?
— Я Юнатан Львиное Сердце. И со мной брат Карл Львиное Сердце. Мы пришли спасти тебя, Орвар!
— Слишком поздно, — ответил голос, — слишком поздно, но все равно благодарю!
Едва он замолчал, как послышался скрежет отпираемого замка. Юнатан бросил факел и затоптал его ногой. Мы стоя ли и ждали.
Через дверь с фонарем в руке вошел воин Тенгила. У меня из глаз покатились слезы, и не потому, что я испугался, я из за Орвара. Нет, это было бы слишком жестоко! Мы пришли, а его уведут как раз сейчас.
— Орвар, приготовься! — торжественно сказал воин Тенгила. — Скоро тебя унесут к Катле. Черные носильщики уже в пути.
Фонарь осветил большую деревянную клетку, сбитую из грубых досок; мы поняли, что Орвара держали в ней, как зверя.
Воин Тенгила поставил фонарь.
— На последний час мы оставляем тебе свет. Так в своем великом милосердии повелел Тенгил. Чтобы твои глаза при выклии ты смог увидеть Катлу, когда встретишься с ней. Ты не против на нее взглянуть, а?
Он захохотал и пропал в двери. Она с лязгом захлопнулась.
В один миг мы оказались у клетки. Ох, Орвар! От него почти ничего не осталось. Он едва шевелился, но все–таки подполз к нам и протянул между досками руки.
— Юнатан Львиное Сердце, — сказал он. — Я много слышал о тебе дома в Шиповничьей долине. И вот наконец ты пришел!
— Да, я пришел, — ответил Юнатан. Я слышал по голосу, что он чуть не плакал от жалости. Но потом выхватил из–за пояса нож и бросился на клетку. — Руби, Сухарик! Помогай! — сказал он.
И я тоже стал орудовать ножиком. Хотя что мы могли сделать двумя ножами, тут нужны были топор и пила.
Но мы резали и рубили, в кровь калеча руки. Мы рубили и от бессилия плакали, знали, что пришли слишком поздно. Орвар тоже понимал это, хотя все еще надеялся, хотел верить, он задыхался от волнения и иногда бормотал:
— Торопитесь же, торопитесь!
И мы торопились, по пальцам бежала кровь. Мы лихорадочно рубили и резали, каждую минуту ожидая, что откроется дверь, войдут черные носильщики и наступит конец и Орвару, и нам, и всей Шиповничьей долине.
Они унесут из пещеры не одного, подумал я. Катла получит на ужин сразу троих.
Я чувствовал, что еще немного–и не вынесу, мои пальцы дрожали, роняя нож. А Юнатан рычал от злости на эти толстые доски, они все не поддавались. Он бил в них ногой, снова рубил и снова бил, и наконец–то одна затрещала, да, наконец то доска лопнула. А потом вторая.