Братья Волф. Трилогия
Шрифт:
Сильно позже явился Руб и, как всегда, завалился на кровать.
Прямо в ботинках.
В полурасстегнутой рубахе.
Он принес с собой легкий запашок пива, табака и своего всегдашнего дешевого одеколона, который ему и нужен-то не был, потому что девчонки и так на него вешались.
Громкое дыхание.
Улыбка во сне.
Это был типичный Руб. И типичный вечер пятницы.
И еще он оставил свет, так что мне пришлось вставать и выключать.
Мы оба отлично знали, что утром папаня подымет нас еще до зари. Я также знал, что Руб встанет и будет выглядеть помятым и усталым, но все равно будь здоров клево. Он умел, мой братишка, и это меня дико бесило.
Лежа в кровати у противоположной от него стены, я думал, что он скажет, когда узнает про нас с Октавией. В уме я перебрал полный список вариантов, поскольку от Руба можно ждать любой реакции — в зависимости от того, что происходит, что было раньше и что должно произойти дальше. Вот некоторые из вариантов, что пришли мне в голову:
Он даст мне крепкого подзатыльника и скажет: «Ты что себе думаешь, Кэм?» Еще подзатыльник. «Чего затеял с бывшей девушкой брата!» Еще затрещина и еще одна вдогонку, для острастки.
В то же время он мог просто пожать плечами. Без ничего. Без слов, без злобы, без настроения, без улыбки, без смеха.
А мог хлопнуть по спине со словами: «Что ж, Кэм, самое время тебе засучить рукава».
А может он остолбенеет.
Не.
Это уж никак.
Руб не столбенеет никогда.
Если ему не придет на ум никакого комментария, он, скорее всего, уставится на меня и воскликнет:
— Октавия? Че, правда?!
Я кивну.
— Серьезно?!
— Угу.
— Ну так это ж офигенно, вот что!
Все эти ситуации перемешивались в моей голове, пока я медленно проваливался в сон. Сновидения стаскивали все в кучу, пока крепкая рука не разбудила меня, встряхнув в четверть седьмого на следующее утро.
Старик.
Клиффорд Волф.
— Пора вставать, — раздался из темноты его голос, — и эту ленивую скотину разбуди. — Он указал большим пальцем на спящего Руба, но я точно знал, папаша улыбается. У нас с Рубом и папашей «скотина» — это выражение нежности.
Ехать в тот день надо было в Бронти, на самое побережье.
Мы с Рубом целый день потели, роя траншею под домом, и слушали радио.
В обед мы все пошли на пляж, и отец взял нам обязательную рыбу в тесте с жареной картошкой. Поев, мы с Рубом двинули к воде, смыть с рук жир.
— Ледяная, сука, — предупредил меня Руб, но сам все равно зачерпнул ее и плеснул себе в лицо и в густые рыжеватые кудри.
На пляже было много выброшенных прибоем ракушек.
Я закопался в них и стал выбирать самые красивые.
Руб глядел, глядел.
— Что это ты делаешь? — спросил он.
— Так, ракушки собираю.
Он посмотрел на меня изумленно.
— Ты че, блин, педик, что ли?
Я глянул на ракушки в руке.
— А что такого?
— Иисусе! — Руб рассмеялся. — Он и есть, а?
Я только бросил на него взгляд и рассмеялся в ответ, потом подобрал новую ракушку: чистую и гладкую с изящным тигровым узором. Посередке у нее была маленькая дырочка, смотреть сквозь.
— Вот, глянь.
Я протянул ракушку Руб.
— Ничего так, — признал он, и пока мы бродили взглядами в океане, добавил: — Не, ты нормальный, Кэмерон.
Я лишь потаращился еще пару секунд, и мы повернулись и пошли назад. Старик уже послал нам свое «Эй!», призывая на работу. Мы пересекли пляж, выбрались на улицу. В тот же день, позже, Руб рассказал мне кое-что. Об Октавии.
Началось довольно невинно: я спросил, сколько у него, по его подсчетам, было подружек.
— Не могу сказать, — ответил Руб, — никогда не считал. Наверное, двенадцать-тринадцать.
Какое-то время в подвале раздавался только скрежет лопат, но я-то знал, что мой брат, как и я, пересчитывает в уме девчонок, каждую трогая мнимым пальцем.
За этим занятием я не смог не спросить его.
— Руб? — позвал я.
— Помолчи — я пытаюсь посчитать.
Я не послушал и продолжил. Начав этот разговор, я не намерен был останавливаться.
— Почему ты бросил Октавию? — спросил я. Руб замер с лопатой в руках. Ответ.
— Все просто, — сказал он. — Потому что эта девчонка — самый странный чел, какого я только встречал. Страннее тебя, если ты можешь такое представить.
— Чем? — Я так и глядел в рот Рубу, а он рассказывал мне об Октавии Эш. Я даже видел его дыхание, вылетавшее изо рта вместе со словами.
— Ну, во-первых, — начал он, — сегодня ты ее щупаешь, где хочешь, а завтра она тебя и близко не подпускает. — Какая-то мысль пролетела у него в голове. — И раздеть ее совершенно невозможно, — Руб ухмыльнулся. — Поверь, я пробовал. — И все же я чувствовал, что Руб недоговаривает. Он договорил: — Но, что страннее всего, эта девчонка ни разу не пригласила меня к себе домой. На порог не пустила. Я так и не знаю, какого цвета у нее входная дверь…
— Ты ее бросил из-за этого?
Он посмотрел на меня задумчиво и без лукавства, потом улыбнулся.
— Не.
Он слегка покачал головой.
— А из-за чего?
— Ну… — Он пожал плечами. — Не буду врать, Кэмерон. Это она меня бросила. В тот вечер, когда она вернулась, я думал, она будет плакать и скандалить, как некоторые, бывало. — Руб покачал головой. — Но не тут-то было. Она пришла и дала мне отставку. Сказала, что я того не стою.
Больше всего меня смутило, что Руб так спокойно об этом говорил. Если бы я был на его месте, и со мной решила бы порвать девушка типа Октавии, я бы страдал так, что рассыпался бы на винтики. Это бы меня раздавило.