Братья Волф. Трилогия
Шрифт:
— Идем, — позвала Октавия, и мы пошли вдоль берега к мосту. В волнах шныряли тени облаков, как лазы, позабытые солнцем. Девушка рядом со мной все смотрела на ракушку, а пульс у меня, казалось, карабкался по ребрам вверх. Даже замедлившись, он оставался тугим. Мне это нравилось.
Под мостом мы сели, привалившись к стене. Октавия — вытянув ноги, я — подобрав колени к горлу. Я взглянул на нее и заметил, как свет гладит ее кожу и перебирает волосы, упавшие на лицо. У нее были глаза океански-зеленые, как море в пасмурный день, смуглая кожа и улыбка, обнажавшая ровные зубы и немного съезжавшая вправо, когда Октавия открывала рот. Шея гладкая, а на голенях — несколько синяков. Изящные колени и бедра. Мне нравятся женские бедра, бедра Октавии — особенно. Я…
И вот оно снова.
Село между нами.
Молчание.
Только волны шлепали в парапеты набережной, пока я наконец не посмотрел на Октавию и не произнес:
— Знаешь, я хотел…
Пауза.
Долгая пауза.
Октавии хотелось поговорить, я это чувствовал. Я понимал это по ее умоляющим глазам и легкому шевелению губ. Ей до смерти хотелось что-то сказать, но она ждала. Я закончил фразу.
— Я хотел сказать… — Прокашлялся, но голос все равно оставался хриплым. — Спасибо.
— За что?
— За то, что… — Я помялся. — За то, что я тебе нужен.
Октавия подняла голову, и на самый краткий миг ее глаза окунулись в мои, а мои — в ее. Потом пальцами коснулась моего запястья, рука скользнула ниже, сжала мою. А потом она кое-что сказала — сказала твердо.
— Ты был бы мне еще нужнее, если бы немного рассказал, кто ты такой.
Ее слова в одно мгновение раскрыли меня.
Я мог бы притвориться, будто не понимаю, о чем речь, но я знал, что время ожидания истекло. Она ждала бы, я знал это, но никто не может ждать вечно.
И я сказал:
— А что ты хочешь знать?
Она улыбнулась и сказала тихо:
— Мне нравятся твои волосы, Кэмерон. Как они торчат, сколько бы ты их не укладывал. Вот этого ты не можешь спрятать. — Она сглотнула. — А вот все остальное скрыто. Скрыто за твоей размеренной походкой, мятым воротом ветровки и твоей нервной, застенчивой улыбкой. Боже, я люблю эту улыбку, знаешь?
Я повернулся к ней.
— Знаешь? — переспросила она, почти укоризненно.
— Нет.
— Ну так вот, знай, но…
— Что?
— Ты не понимаешь? — Она стиснула мою руку. — Я хочу больше. — Суровая полуулыбка пробилась в ее взгляде. — Я хочу тебя знать, Кэмерон.
Тут я вновь услышал голос воды.
Она подымается.
Бьется в стену и ныряет обратно.
Наконец я кивнул.
— Ладно, — ответил я. Шепотом. Почти без голоса.
— Единственная трудность в том, — помолчав, продолжила она, — что тебе надо будет мне рассказать. Придется говорить. — Она вгляделась мне в лицо, высматривая, что я скажу или что сделаю.
Я сделал.
Я поднялся и пошел к воде.
Развернулся.
Надо мной вздымался мост, и я стал говорить, пригнувшись и глядя на Октавию ярдов с десяти.
Слова летели у меня изо рта.
— Меня зовут Кэмерон. Я всегда говорил, что хочу потонуть в женщине, в ее душе, но со мной никогда не случалось даже ничего похожего — я, можно сказать, и не прикасался по-настоящему ни к одной девушке. Друзей у меня нет. Я живу в тени своих братьев — потому что один из них всегда твердо нацелен только на успех, а второй клевый, у него грубая улыбка и талант очаровывать людей. Я надеюсь, моя сестра не станет просто куском плоти, который подберет какой-нибудь перец и будет швырять ей несколько мятых долларов на дешевую помаду, да не забудь пивасика прихватить. По выходным я помогаю на работе отцу, и руки у меня становятся грязными и в волдырях. Я брал в прокате видео с постельными сценами и передергивал, воображая девчонок со школы, моделей, некоторых училок, девиц из реклам, с календарей, из телепередач, девиц в форме или в деловых костюмах, что едут в метро, читая толстые книги, едут, намазав горло духами, безупречно накрашенные. Я много брожу по городу и, когда иду, такое чувство, что я здесь как нигде дома. Я люблю своего брата Руба, но мне совсем не по нраву, как он обходится с девушками, особенно если это настоящие девушки, как ты, которые, вообще-то, и сами должны были бы сообразить, что не надо с ним гулять. Я боготворю миссис Волф, — за то, что она держит нас вместе и работает, как проклятая. Она работает, не щадя себя, и я надеюсь, когда-нибудь мне удастся сделать для нее что-нибудь чудесное — например, купить билет на самолет в первый класс, куда она только захочет…
Я вспомнил, что нужно перевести дыхание, но забыл, что собирался говорить дальше.
Я замолчал, выпрямился: ноги у меня в полусогнутом положении начали ныть. Не торопясь приблизился к Октавии Эш; она подобрала колени и обхватила голени в синяках сплетенными руками.
— Я… — Опять умолк, остановился и присел перед ней. Почувствовал, как кровь снова застаивается в ногах.
— Что? — спросила Октавия. — Что такое?
Несколько секунд я раздумывал, стоит это сделать или нет, но пока не успел передумать, сунул руку в карман джинсов и, вынув пачку мятых листков, протянул ей, будто предлагая свою душу. На листках были мои слова.
— Это мое, — сказал я, вкладывая листки в ее ладонь. — Мои слова. Открой, почитай. Они расскажут, кто я такой.
Она сделала, как я просил, развернув листок с небольшим облаком строчек, мой первый. Вот только одно: прочла она лишь этот первый. А потом вернула мне листки и попросила:
— А ты можешь прочесть их мне, Кэмерон?
Мои мысли преклонили колени.
Ветерок гулял между мной и Октавией, и я снова сел рядом с ней и стал читать слова, которые записал в первой главе всей этой истории.
«Легко таким, как я, ничего не достается. Это не жалоба. Правда, как есть…» Я читал медленно и без притворства, читал, как чувствовал, и все это будто сочилось из меня. Последнюю часть я прочел самую чуточку громче. «Знаю, что найду свое сердце в зашибленном тенями проулке, где-то в подворотнях этого города. У подножья лестницы кто-то ждет меня. Пара горящих глаз. Я сглатываю. Сердце бьет меня. И теперь я иду узнать, кто там… Шаг. Удар сердца. Шаг».
Я закончил, и тишина стиснула нас обоих, и звук складываемого листка бумаги был как грохот. А может, то был звук от слезы, прорезавшей лицо Октавии.
Помолчав, она тихо спросила.
— Ты раньше не прикасался к девушкам?
— Нет.
— Я первая?
— Да.
— Можешь сделать для меня кое-что? — спросила она.
Я кивнул, посмотрел на нее.
— Можешь взять меня за руку?
Я взял, чувствуя каждую шершавинку, Октавия придвинулась ближе, устроилась головой у меня на плече и положила ногу поверх моей, а стопу загнув мне под лодыжку, словно сплетясь со мной.
— Никогда не думал, что кому-нибудь покажу свои слова, — тихо сказал я.