Браво-Два-Ноль
Шрифт:
Динджер бежал по руслу пересохшей реки, и тут его заметил какой-то крестьянин. Вскоре их собралось человек двадцать-тридцать; они следовали за Динджером по обеим берегам вади. Затем крестьяне начали стрелять. Динджер понимал, что ему не уйти, но упрямо продолжал бежать вперед. Голова у него была обмотана шарфом, и он надеялся, что ему удастся сойти за местного жителя. Наконец крестьяне набросились на Динджера, сбили его с ног, сорвали с головы шарф и связали им ему руки за спиной. Подняв взгляд, Динджер увидел, что один из них достал нож и принялся отрезать ему
Динджер рассудил, что настала пора рассказать про золото на поясе. Крестьяне обрадовались до смерти. Они долго ругались, деля добычу, наконец подняли Динджера на ноги и повели в город.
Там его чуть не разорвали мирные жители. Послышались выстрелы. Динджер решил, что пришел конец. Однако оказалось, что это стреляли солдаты; разогнав толпу, они окружили Динджера кольцом. Судя по всему, существовал какой-то приказ брать пленных живыми или же за это обещалась награда.
Динджера усадили в машину. Солдаты расселись по другим машинам, и колонна переправилась обратно на правый берег Евфрата и приехала в лагерь. Все были в восторге; Динджер был первым солдатом коалиции, которого удалось взять в плен.
Его отвели в комнату, набитую офицерами, усадили на стул и приковали к нему наручниками. Офицеры, прилично владевшие английским, задали ему «большую четверку» вопросов. Затем они спросили: «Какое у тебя было задание?», на что Динджер ответил: «Я не могу ответить на этот вопрос».
Ему сказали, что если он откажется отвечать на вопросы, ему придется очень плохо: идет война. Офицер повторил тот же вопрос, и Динджер начал отвечать. Он успел дойти только до «Я не могу ответить…», как иракцы на него набросились. Его повалили на пол и принялись избивать ногами. Динджеру показалось, будто происходит что-то вроде соревнования: дубася его, офицеры смеялись и болтали друг с другом. Его охватило беспокойство.
Избиение продолжалось минут тридцать. Никаких вопросов больше не задавалось. Наконец один из офицеров быстро вышел из комнаты, а другой сказал: «Теперь ты пожалеешь о своем упрямстве».
Офицер вернулся с деревянной палкой фута четыре длиной и диаметром три дюйма. Не тратя времени, он принялся за Динджера.
Это продолжалось всего около полутора минут, но Динджер успел подумать, что сейчас он умрет. Он начал выкладывать нашу «легенду».
Динджера спросили, сколько человек было в поисково-спасательном отряде, и когда он ответил: «Я не могу ответить на этот вопрос», его снова начали колотить палкой.
Затем иракцы принесли разряженные «шестьдесят шестой» и «двести третью» и спросили, как обращаться с этим оружием. Динджер отказался отвечать, чем заслужил новую порцию побоев. Тогда он подумал: «Черт возьми, это ведь просто оружие, а не государственная тайна. То, как с ним обращаться, можно узнать из военного справочника „Джейн“».
Динджер рассказал иракцам про группу, направленную на поиски летчика сбитого самолета, и, похоже, те ему поверили, однако это был еще самый начальный этап допросов. Он понимал, что дальше будет значительно хуже.
Мы с Динджером сопоставили то, что нам было известно об остальных
— Там было и наше оружие. «Тюрбаны» возились с «двести третьей», и я заорал им, чтобы они оставили ее в покое, потому что в гранатомет была заряжена граната. За все свои старания я схлопотал тычок в рот. Затем придурки нажали на спусковой крючок, и гранатомет выстрелил.
К счастью для Динджера, выпущенной из 40-мм гранатомета гранате требуется пролететь метров двадцать, чтобы сработало инерционное устройство, взводящее взрыватель. А тут граната ударилась в потолок и отскочила. Как видно, в тот момент у аллаха было хорошее настроение: если бы граната рванула, никто из находившихся в помещении не остался бы в живых.
— Это был мегапрокол, и, естественно, отдуваться пришлось мне, — подытожил Динджер.
Я развеселился, представив себе струхнувших иракцев, но сделал над собой усилие, чтобы не рассмеяться вслух. Мне было так отрадно снова слышать голос Динджера. Казалось, все мои беды отступили на второй план.
— Старший сержант взял компас, и тут выяснилось, что болван понятия не имеет, как с ним обращаться, — продолжал Динджер. — Конечно, он понимал, что это компас, но не знал, как им пользоваться.
Однако ему не хотелось терять лицо перед рядовыми, поэтому он сделал вид, будто все знает. Меня это очень позабавило. Придурок перевернул компас вверх ногами, пытаясь его открыть, а я сидел, опустив голову, и изо всех сил старался не рассмеяться. Иракцы растаскивали по карманам всякие мелочи вроде батареек. Больше всего они боялись наткнуться на взрывчатку. Похоже, они были уверены, что каждый предмет может рвануть у них в руках.
Затем мы снова стали серьезными и обсудили шансы того, что Стэн и Винс остались в живых. На мой взгляд, Стэн уже должен был умереть. Он на ладан дышал еще в первую ночь нашего бегства, и я не мог представить себе, как его состояние могло внезапно резко улучшиться.
— Ублюдок! — проворчал я. — Я отдал ему свою шапку.
Меня искренне расстроило то, что моя шапка осталась у Стэна: его нет в живых, и она ему все равно уже больше не нужна.
— Этому ублюдку вечно доставалось все самое лучшее, — согласился Динджер. — Готов поспорить, он уже успел стянуть у Всевышнего теплую куртку.
Относительно Винса и Криса мы ничего определенного сказать не могли. Исходя из предположения, что всех захваченных в плен свели вместе, мы сделали вывод, что они, как и Боб, или все еще на свободе, или убиты.