Брекен и Ребекка
Шрифт:
Обитатели Шибода предпочитали обходиться без правителя, а все насущные вопросы решала группа старейшин, в число которых входил и Келин. Впрочем, он счел необходимым упомянуть о том, что во время эпидемии и после нее крайне важную роль в жизни системы играл некто У-Рох — имя, показавшееся Брекену с Босвеллом странным и похожим на гортанное ругательство.
— Да нет, это не он, а она, кротиха по имени Гвинбах, но у нас принято всем давать прозвища, поэтому ее называют У-Рох.
— А что означает это прозвище? — спросил Брекен.
— Ну, это слово можно понимать по-разному. Оно может означать «целительница», «ведунья», но есть у него и значение «ведьма». Вы все поймете, когда увидите
— Так, значит, нам предстоит с ней встретиться? — спросил Брекен.
— Да, теперь вам придется с ней повидаться, а иначе будет нехорошо. После того как ты упомянул о Мандрейке… Видишь ли, это она спасла его…
И Брэн поведал им историю, которую затем, по прошествии немалого времени, Босвелл подробно пересказал и занес в «Системные Реестры», историю, начинавшуюся словами, которые теперь известны всем: «История о том, как родился и как начал свою жизнь Мандрейк, столь страшна, что она не могла бы привидеться ко всему привычным обитателям Шибода даже в кошмарных снах…»
Эта леденящая душу история глубоко потрясла Брекена, живо припомнившего, как отчаянно взывал к Ребекке Мандрейк перед тем, как погибнуть в сражении со Стоункропом. В заключение Брэн сказал:
— Видите ли, У-Pox и есть та самка, которая его нашла. Ей всегда нравились дикие места, и сейчас нравятся, так вот, она прогуливалась по горным склонам, услышала, как пищит новорожденный кротеныш, схватила его за шкирку и приволокла в систему. Говорят, кое-кто из кротов считал, что его надо прикончить, ведь он был поскребышем из выводка, над которым тяготело проклятие, но У-Pox отстояла его, она не отходила от него ни на шаг до тех пор, пока он не окреп, а потом стала внушать ему, что доверять никому нельзя, что все кроты достойны лишь презрения, и научила его драться так, как не умел ни один из обитателей Шибода. А потом он вырос и стал таким огромным, таким могучим, что уже никто не мог с ним тягаться. Забавно они выглядели, когда стояли бок о бок. Знаете, как их называли? «Fach» и «fawr» — «малышка» и «великан».
— Неужели она до сих пор жива? — спросил Босвелл. — Должно быть, она уже очень старая.
— Она успела повидать на своем веку никак не меньше шести Самых Долгих Ночей, — ответил Брэн, — и хотя она сильно одряхлела, ум у нее острый, как коготь. Здешние кроты носят ей червей и порой отказывают себе в необходимом, лишь бы накормить ее, как в свое время поступала она ради Мандрейка.
— А что стряслось с ним? Почему он покинул Шибод?
— Он разругался с ней. Говорят, он вечно огрызался на нее чуть ли не с того дня, когда она его нашла. Никто не мог взять в толк, почему она взялась о нем заботиться, ведь никто, в том числе и Мандрейк, ни разу не слышал от У-Pox ни одного ласкового слова. Они без конца ссорились, и, говорят, у нее до сих пор сохранились шрамы от последней с ним драки, после которой он и ушел от нее.
— А что Мандрейк сделал потом? — спросил Брекен.
Брэн повернулся к Келину и о чем-то его спросил. Некоторое время они говорили по-шибодски, а потом Брэн подошел поближе к Брекену с Босвеллом и заговорил совсем тихо, словно боялся, как бы его не услышали бесстрастные сланцевые стены туннеля или нечто иное, таившееся в глубинных пустотах за ними.
— Он отправился в Кастель-и-Гвин. — Брэн помолчал, дожидаясь, когда они осознают всю важность этих слов, а потом добавил: — Да, да, именно так он и сделал, именно так.
— Но почему? — спросил Брекен. — Почему?
Вместо ответа Брэн постарался как можно точнее передать картину, которую рисовало ему воображение:
— Очевидно, он двинулся через Кумер, взобравшись по его склонам, ведь другой дороги нет, и оказался в тех пустынных местах, где бродит Гелерт, Пес Шибода. До
— Но зачем? — настаивал Брекен.
— Зачем? Вряд ли кому-либо дано понять, что погнало его навстречу смерти в те края, куда никто не отваживается заглядывать. Впрочем, говорят, он объяснил это тем, что на самом деле никакого Камня нет. Нет, и все. А потому все наши Камни ничего не значат. Он хотел доказать, что Камень, которому поклоняются все кроты и который всегда почитали обитатели Шибода, не имеет никакой силы. К тому же он хотел продемонстрировать свое презрение к нашим страхам и насмеяться над нашей верой. В те времена, до эпидемии чумы, все верили в Камень и совершали ритуалы, но У-Pox настроила его иначе, во всяком случае, она уговорила его не принимать участия в наших обрядах. Да и сам Мандрейк говорил: «Если Камень и вправду есть, как он мог допустить, чтобы, едва я успел родиться, на меня обрушились такие беды?» И после того как многие жестоко пострадали от чумы, некоторые из нас решили, что он прав, понимаете?
Все задумались. Ответ был прост и ясен для Босвелла, но не для Брекена, на чью долю выпало немало тяжких страданий. Брэн вообще считал, что тут не над чем ломать голову. А что думал по этому поводу Келин, было неизвестно.
— Она еще до сих пор жива? Чем ты это объясняешь? — Босвелл задал эти вопросы, обращаясь к Келину, а не к Брэну, и в голосе его сквозило глубокое сочувствие. Брэн перевел его слова на шибодский, и Келин негромко ответил.
— Что он сказал? — спросил Брекен.
Брэн рассмеялся и пожал плечами:
— По его словам, она убеждена в том, что Мандрейк еще вернется.
Брекен так и не решился сообщить им о гибели Мандрейка и теперь замялся, не зная, что сказать. На выручку к нему пришел Босвелл.
— Отведите нас к ней, — мягко проговорил он.
— Но нам надо отдохнуть, поспать… — возразил было Брэн.
— Пожалуйста, — сказал Босвелл, глядя на Келина.
Тот понял его и поднялся с места, готовясь повести их дальше.
Вторая часть пути заняла несколько часов и пролегала по огромным туннелям, выглядевшим просто устрашающе. Сланцевые потолки находились на невообразимой высоте, а сам туннель сделался таким широким, что противоположная стена тонула во мраке. Чтобы не сбиться с пути, они старались держаться к стене поближе, но порой это оказывалось невозможно: из нее постоянно сочилась вода, и на поверхности сланцевых плит кое-где образовались глубокие лужи. В некоторых местах туннель, по которому они шли, пересекался с другими, такими же огромными, и до них все время доносился плеск подводных рек, а однажды они услышали шум подземного водопада. Гулявшее среди стен эхо отличалось такой звучностью, что, прислушиваясь к отзвукам их шагов, можно было подумать, будто в туннеле находятся не кроты, а какие-то гиганты.
— Кто проложил эти туннели? — спросил потрясенный Брекен, и на его голос тут же откликнулось звонкое эхо.
— Их проложили не кроты, — ответил Брэн, — кротам такое не под силу.
Порой на пути им встречались просторные гроты с необычайно высокими сводами, потолки в которых казались столь же недосягаемыми, как верхушки больших буковых деревьев, а на бесцветном ровном полу кое-где попадались покореженные куски ржавого металла, похожие на те, что им попадались около дорог, над которыми летали ревущие совы. В промозглом воздухе висел запах смерти, наступившей множество лет тому назад.