Брекен и Ребекка
Шрифт:
Подобная робость вовсе не была ему свойственна, но безыскусственность натуры Босвелла приводила его в смущение, и ему казалось чрезвычайной дерзостью спрашивать его о чем-либо.
День уже клонился к вечеру, Босвелл изрядно устал, и Триффан, побоявшись, что тот удалится к себе в нору и возможность поговорить с ним окажется упущенной, наконец собрался с духом и сказал:
— Босвелл?
Босвелл остановился и посмотрел на него, но не произнес ни слова.
— Босвелл… Брекен говорил мне, что у тебя был наставник по имени Скит, который
Босвелл кивнул.
— И порой мне здорово от него доставалось! — сказал он и улыбнулся, вспомнив о дорогом его сердцу Ските.
— Босвелл? — робко проговорил Триффан. — А нельзя ли… то есть не согласился ли бы ты взять меня в ученики и стать моим наставником?
Босвелл застыл, глядя на Триффана. На него нахлынули те же чувства, которые испытала когда-то Роза в тот момент, когда, глядя на Ребекку, поняла, что перед ней будущая целительница, и пожалела, что не сможет избавить ее от страданий, которые суждены всякому, кто вступит на эту стезю.
— Хорошо, — ответил Босвелл. — Но помни, что все знания, которыми тебе удастся овладеть, буду давать тебе не я, а Камень.
Триффан обрадовался, как кротенок, к которому вдруг вернулась мама, когда он уже потерял всякую надежду когда-нибудь ее увидеть, глаза его засияли ярче рассветных лучей солнца.
— Но… скажи… а что мне нужно сделать? — прерывающимся голосом проговорил Триффан.
— Научиться слушать безмолвие Камня, — ответил Босвелл.
Они долгое время молчали, а затем Триффан, приободренный тем, что Босвелл согласился выполнить его просьбу, задал еще один вопрос:
— А что заставило тебя отправиться в Данктон?
— Точно не знаю, — сказал Босвелл. — Мне показалось, что я должен явиться сюда, чтобы отыскать Седьмую Книгу и отнести ее вместе с Седьмым Заветным Камнем в Аффингтон. Но теперь я чего-то жду, хоть и не понимаю, чего именно. Впрочем, Камень, как всегда, укажет нам в свое время, что надлежит предпринять.
Меж тем в Данктоне все сильней ощущалась атмосфера, предшествующая свершению значительных событий, таких, как, например, Самой Долгой или Самой Короткой Ночи, только на этот раз возбуждение нарастало медленно, приобретая необычайный размах и силу.
Зимние дни потянулись чередой друг за другом. Январские холода, февральские снега и морозы. Присутствие Босвелла в Данктоне стало привычным для его обитателей, он часто наведывался к ним в гости и рассказывал предания о Камне и легенды, известные только летописцам.
Он охотно выполнял их просьбы, но были и такие, на которые он неизменно отвечал отказом. Во-первых, не соглашался показать им, в чем состоит искусство письма.
— К этому нужно специально готовиться, а здешние туннели не приспособлены для этих целей. У вас тут и так есть чем заняться.
И во-вторых, он никогда не рассказывал о своих странствиях с Брекеном и отказывался
А помимо этого Босвелл был готов сделать для них что угодно и рассказывал им обо всем, что их интересовало, хотя он плохо переносил зимние холода, и Триффану приходилось следить за тем, чтобы он не переутомлялся и вовремя отдыхал.
Система продолжала жить в обстановке ожидания, и на исходе февраля обитатели подземных туннелей уже не сомневались, что вскоре наступит пора каких-то удивительных событий.
Эти странные веяния не коснулись лишь двоих жителей Данктона: Брекена и Ребекки. Они жили спокойно и мирно, наслаждаясь обществом друг друга, и подолгу нигде не показывались. Кроты старались не беспокоить их, и даже Комфри, который раньше довольно часто заглядывал к Ребекке, перестал к ним наведываться. Впрочем, иногда Босвелл выражал желание поговорить с ним, всякий раз предупреждая Триффана, что будет лучше, если он отправится к ним в одиночку, а тот замечал, что после таких разговоров Босвелл на несколько дней погружается в глубокую задумчивость.
Вся система, в создание которой Брекен и Ребекка вложили столько сил и которая была бесконечно дорога им, жила в напряженном ожидании, но они, с такой чуткостью улавливавшие прежде малейшие признаки перемен, ничего не замечали.
Глава двадцать пятая
На смену февралю пришел март, а холода все не ослабевали, но наконец после нескольких дней неустойчивой погоды забрезжил рассвет удивительного утра, одного из тех, которые воспринимаются как неожиданный подарок, как верный признак того, что рано или поздно весна все-таки наступит и никому не придется вечно страдать от холода и сырости.
Ребекка почувствовала это еще до зари. Едва успев проснуться, она тут же поднялась на поверхность земли и отправилась к Камню. В лесу еще было темно, но когда она вышла на прогалину, небо начало светлеть, и на темно-синем фоне появились зеленые и темно-розовые сполохи зари. В глубоких трещинах, покрывавших корни буковых деревьев, чьи голые ветви едва заметно покачивались, еще таились черные тени, но кое-где среди опавших листьев и лежавших на земле обломков ветвей уже заиграли первые отблески разгоравшегося на востоке рассвета.
За спиной у Ребекки виднелась западная часть небосклона, на которой, по мере того как ночная мгла постепенно рассеивалась, все заметней становились легкие редкие облачка, которые поначалу казались серыми, затем окрасились в кремовый цвет и наконец засверкали белизной. Взошло солнце, и, когда первые его лучи начали пробиваться сквозь лесные заросли, высвечивая стволы деревьев, покрытые ярко-зеленым мхом, редкие коричневые листья, оставшиеся на ветвях, и темно-зеленые листки ежевики, для которой приход прошлой осени остался незамеченным, Ребекка потянулась и вздохнула. Как свеж и чист утренний воздух!