Бремя секретов
Шрифт:
— Странно.
— Что странно?
— Мы ведь здесь совсем одни. И никто, кроме нас, об этом не знает.
Оглядевшись вокруг, я отвечаю:
— Надеюсь, что одни. Если нас увидят тут вдвоем, то сразу сделают выговор и станут кричать: «Хикокумин! Подумайте о солдатах, которые сражаются на фронте!»
— Нет, Юкио, я совсем не об этом…
Она поднимает глаза к небу.
— Я думаю о том, что происходит после смерти с памятью. Со всем тем, что человек когда-то сказал, подумал, узнал… Куда все это девается после смерти?
— Вряд ли после смерти наступает другая жизнь, —
— Но как узнать, что память исчезает? — спрашивает Юкико. — Известно, что тело, сожженное в пепел или похороненное в земле, перестает существовать, потому что оно материально и имеет форму. Но у памяти нет формы: как же доказать, что она исчезает?
Я не знаю, что сказать в ответ. Я молчу. Возможно, она права. Всю оставшуюся прогулку Юкико по-прежнему задумчива.
— Я думаю, наша память, твоя и моя, будет вечно жить в этом лесу.
Крепко сжимаю ее руку. Мы садимся на высохшее бревно. Я придерживаю Юкико за талию, чтобы она не упала. Она смотрит на меня, словно хочет что-то сказать. Ее лицо совсем близко. По моему телу пробегает дрожь. На мгновенье наши взгляды встречаются.
Я говорю:
— Я люблю тебя, Юкико. Мне хочется жить только вместе с тобой. Я не могу без тебя.
Ее глаза блестят. Они мокрые от слез. Она опускает ресницы. Я целую ее прикрытые веки, ее губы. Мои слезы смешиваются со слезами Юкико.
На улице я встречаю господина С. Он кричит мне:
— Сайпан, Гуам и Тиньян капитулировали! Теперь в войну вступили камикадзе. Происходят ужасные вещи! Пилотов-камикадзе набирают из офицеров, получивших блестящее образование. Для нас это большая потеря.
Несколько недель спустя господин С. получил по почте ака-гами и уехал на фронт.
Начался новый учебный год. На тихоокеанских островах Япония терпела одно поражение за другим. Американцы заняли остров Иво и затем начали бомбардировки Токио и Осаки. Потом они высадили десант на Окинаве. Линия военных действий стала приближаться к острову Кюсю, на котором мы живем. Ходят слухи, что некоторые люди пытаются достать яд, чтобы совершить гиокусай.
Настало лето. В полях стрекочут цикады. Прошло два года с тех пор, как папа уехал в Маньчжурию. От него нет никаких вестей, в лаборатории потеряли с ним связь. Нам с мамой остается только надеяться, что он все еще жив.
Объявили воздушную тревогу. Американские бомбардировщики Б-29 атакуют Нагасаки. Шум мотора, взрыв, тишина. В городе пахнет смертью.
Но на наш маленький квартал, расположенный в трех километрах от центра города, никогда не сбрасывают бомбы. К нам едут люди со всего Нагасаки и даже из других городов.
Все устали от войны. Повсюду голод. Но нужно продолжать работать на заводе. Комендант часто дает мне пощечины: он говорит, что во время его выступлений у меня несерьезный вид. Он даже подозревает, что я — ака.
— Нам сообщили, что твой отец пропал без вести в Маньчжурии, — говорит он. — Возможно, он действует заодно с коммунистами.
Я знаю, что все это только ложные слухи, но не отвечаю ничего. Дома тщательно
Сегодня комендант снова ударил меня. Я ослушался рабочего, хотя и был младше него. Между тем я знал: объяснения этого рабочего по поводу устройства одного из механизмов совершенно бессмысленны. И я попытался рассказать ему, как механизм работает на самом деле. Он разозлился и продолжал настаивать на своем. Тогда комендант закричал: «Нам нет дела до теории. Подчиняйся приказу! Сейчас не время для разговоров».
В лесу прохладно даже летом. Лежа на спине, мы с Юкико смотрим в небо сквозь листву бамбуковых деревьев. Сегодня не слышно ни шума ветра, ни шелеста крон, ни стрекотания цикад.
Полная тишина.
— Когда-нибудь я познакомлю тебя кое с кем, — говорю я.
— С кем? — спрашивает Юкико. — Наверное, это очень важный для тебя человек. Надеюсь, ты не имеешь в виду свою подружку.
Она дразнит меня. Я улыбаюсь:
— Я не такой жестокий, как ты. Это моя младшая сестра.
Она приподнимается и удивленно смотрит на меня:
— Сестра? Я думала, у тебя нет ни братьев, ни сестер, как и у меня.
— Это моя сводная сестра. У нас один отец. Но я не видел ее с тех пор, как мы уехали из Токио.
Мгновенье я молчу, а потом продолжаю:
— Когда мне было четыре года, меня усыновили.
И объясняю Юкико, почему мои родители решили переехать в Нагасаки. Рассказываю о своем детстве в Токио, о маме, которая была сиротой и встречалась с женатым мужчиной.
— Я называл этого человека Одзисаном и не знал, что он мой настоящий отец. Он заходил к нам, но никогда не оставался на ночь. Если мама готовила на ужин что-нибудь вкусное, это значило, что он должен был прийти. Но часто не приходил. И мы с мамой подолгу ждали его за накрытым столом. Ужин остывал. Я засыпал, так и не поев.
Юкико слушает, держа меня за руку.
— Наверное, твоей маме жилось тяжело и она чувствовала себя одинокой.
— Да. До сих пор не могу забыть ее грустного лица. А ведь она встретила того человека еще до его свадьбы. Но его родители не захотели, чтобы он женился на маме — сироте без денег и без образования. Когда мама родила, ей было всего восемнадцать лет. И мой настоящий отец отказался признать меня своим сыном. Соседские дети называли меня тетенашиго. А у него была дочка, и я часто играл вместе с ней.
— Так, значит, она твоя сводная сестра, — говорит Юкико.
— Да, моя сестра.
— Когда ты узнал, что это твой отец и твоя сестра? — спрашивает она.
— Когда мне было семь лет. Точнее, как раз в тот день, когда мне исполнилось семь. Я вспомнил, как мы гуляли в парке, и вдруг все понял. Потом попросил, чтобы мама рассказала мне правду. Она сказала, что я угадал, и прибавила: «Между нами все кончено». Мой папа — тот, который меня усыновил, — до сих пор думает, что мой настоящий отец исчез еще до моего рождения: так объяснила ему мама. Мама хотела забыть обо всем, что произошло в Токио. Она даже не называет мне их имен. Не знаю, как я смогу найти их. Но мой отец навсегда останется моим отцом, а сестра — сестрой. Я не могу их забыть.