Бреслау Forever
Шрифт:
— Черт! Это какой-то лабиринт. Или дворец какой-то…
— Не бойся. Увидишь вокзалы и побольше.
Они подошли к человеку, стоявшему на газоне и опирающемуся на мотыгу, при этом задумчиво глядящему вдаль.
— Прошу прощения, — начал было Борович. Но ему не дали закончить.
— Там. — Находящийся в философском настроении мужчина даже не отвел глаз. Просто показал пальцем.
— А откуда вы знаете, о чем мы хотим спросить?
— Все спрашивают. Очередь там дня на два.
Васяк вдруг заинтересовался:
— А чего это пан здесь так стоит?
— Прополоть приказали, но здесь сорняков нет.
Он лениво отвел взгляд.
— Так что вы делаете?
— Жду сорняков. — Мужчина снова перевел глаза на какую-то точку в далеком пространстве. — Пока не вырастут.
— Пошли, — подогнал Борович Васяка. — У нас нет времени.
Они с трудом пробились сквозь плотную толпу, где не было чем дышать. Только лишь благодаря силе и решительности Васяка, они добрались до секретариата.
— Пан начальник никого не принимает! — увидав их, взвизгнула секретарша.
— Милиция! — вновь предъявление удостоверений.
— А я — контролер службы охраны железных дорог, — Борович показал созданную несколько минут назад бумагу.
Секретарша тут же сдулась. Васяк оперся спиной о подоконник. Чтобы быть в порядке в отношении представителей власти, женщине пришлось повернуться к нему лицом, спиной — к столу. Именно это им и было нужно. Обо всем было договорено пару минут назад.
— Не проводились ли среди охранников попытки антикоммунистической агитации? — Васяк играл энкаведиста безошибочно. Слишком многих он видел в своей жизни, слишком многое успел запомнить.
— Нет. Мне ничего об этом не известно, — ответила перепуганная секретарша.
— А не носят ли сотрудники какие-нибудь листовки, газетки? — продолжал тот интересоваться.
— Нет. Я не видела.
— Я тут поставлю печать на командировку. — Борович за спиной женщины поставил печати начальника вокзала на всех нужных бумажках, затем приложил еще и факсимиле самого начальника. — Хорошо, — сухо заявил он. Тогда придется прочесать весь поезд. Черт!
— Ну да, — кивнул Васяк. — Выпишите-ка нам два служебных билета до Берлина.
Та трясущимися руками выписала нужные документы. Васяк с Боровичем, не говоря ни слова, снова начали протискиваться сквозь плотную людскую толпу. Предъявив одну из бумажек, они получили на складе два комбинезона, инструменты, американские пайки и подробную карту с графиком сообщений. Чуточку успокоившись, они прошли в тоннель под перронами. Никаких объявлений не было, так что приходилось подниматься на каждый перрон и расспрашивать у кого-то из расположившихся на земле людей. Нужный состав они нашли на четвертом перроне. Любая попытка войти в вагон заранее была обречена на неуспех. Внутри была настолько невероятная толкучка, что люди лежали даже на багажных полках, по коридору просто невозможно было пройти. Некоторые висели на внешних ступенях вагонов, держась за поручни. К счастью, у Боровича с Васяком имелся другой план. Они подошли к паровозу, забрались по лестнице. Как и везде перед тем, их документы произвели нужное впечатление. Страх перед новой властью постепенно нарастал.
— Мы поедем с вами. Мы гонимся за опасным преступником, — сообщил Васяк.
— Нам приходится делать вид, что мы обычные рабочие, — прибавил Борович.
— Они могут выйти на любой станции, но мы будем следить. Как только сойдут, тут мы их и схватим.
Машинист с помощником только кивали головами.
— Когда отъезжаем?
— А холера его знает, — ответил машинист, вытирая рукавом свой громадный нос. С утра стоим, так что, видимо, скоро.
— Ладно. Тогда занимайтесь своим делом.
Оба забрались на тендер, чтобы запачкать углем свои новенькие комбинезоны.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Васяк. — Потому что у меня в голове полный раскардак.
— Не у тебя одного. — Борович понимал, о чем говорит товарищ. — Я понятия не имею, что произошло в монастыре.
Он методично пачкал комбинезон. Потом перешел к лицу.
— Но ведь ты говорил…
— Что у меня были видения? Да. Видел.
Он вытер лицо тряпкой, чтобы грязь казалась естественной.
— И что же ты видел?
— Ты все равно не поверишь.
Только от Васяка так легко избавиться было нельзя. Он вцепился, словно клещ.
— А почему мы не удирали в управление?
— Непонятная смерть Мищука, мы не оказали помощи, возможно, раненному коллеге. Ты, может, в тюрьму бы и не попал. Я же — точняком.
— Но я бы тебя прикрыл.
— Как же, как же. Я отправился бы первым, а ты за мной. Пойми наконец. Любая полиция, когда у нее на руках нерешенное, странное дело, всегда ищет козла отпущения. Им нужно отчитаться в действиях, а дела решить не способны, потому что дураки. Значит, нужно придумать убийцу, и все будет нормально. А при существующих методах УБ у них не было бы проблем, чтобы выбить из нас признание. Мы же не можем сказать, что у меня были галлюцинации, и что я боялся подойти ближе.
— Эт-точно. Я вот в России признался, что копал ход под Кремлем.
Борович рассмеялся.
— И что, поверили?
— А как же. — Васяк инстинктивно начал почесывать гениталии. — Если тебе яйца зажмут дверью… — он замолк.
— Понятно.
Борович размышлял над тем, что они здесь делают. Простой мужик и образованный интеллигент, к тому же с талантами. Оба на одной дороге, ведущей в никуда. Они сидели молча, каждый был погружен в собственные мысли.
Поезд и вправду тронулся «скоро». Они просидели на тендере часов пять, как вдруг кто-то подбежал к машинисту. Состав тронулся, набирая скорость. Васяк с Боровичем облегченно вздохнули. Затем спустились к машинисту с помощником. Борович закурил.
— Нет, это следствие я закончу, — сказал он, выпустив дым изо рта. — Или облегчу ведение дела для своего преемника.
— Хочешь возвращаться? Тогда, зачем уезжаешь?
— Нет. На родину я уже не вернусь.
Васяк только пожал плечами.
— Моя родина уже и так за границей. Восточной.
Борович снял фуражку и выставил голову через маленькое окошко. Он долго глядел на исчезающее в перспективе здание Центрального Вокзала. В мыслях, словно мантру, он повторял два предложения: