Бреслау Forever
Шрифт:
— Договорились. — Все же он поднялся. Налил новый стаканчик джина. — У тебя никаких галлюцинаций нет?
— Есть! — Мариола скорчила вроде бы страшную мину. — Мне снится, будто бы сижу я возле парня, который гонит выше двухсот по узкой дороге, который хотел меня утопить на Мазурах при восьми баллах по Бофорту, который алкоголик, который курит сигареты одну за другой, милитарист, превративший наше гнездышко, нашу милую хижину в укрепленный бункер. Сталь, стекло, алюминий, асептика. Невозможно и шагу сделать, чтобы не наткнуться на какую-нибудь электронную штуку. Даже в НАСА нет столько подобного добра. — Она глубоко вздохнула. — А вот теперь самое паршивое: мне снится, что я живу с ним по собственной воле!
Сташевский только махнул рукой.
— Очень смешно… А вон того паучка на стене видишь?
— Вижу, — Мариола была настроена мирно.
— Тогда, черт с ним. В таком случае, это не галлюцинация.
— А вон ту птичку видишь? — спросила теперь она.
— Боже, какую еще птичку? — он глянул в указанном направлении. — Не вижу.
— Галлюцинации! — перепугано воскликнула Мариола. — Или у тебя, или у меня!
Славек выпучил глаза.
— Да не вижу я!
Мариола подбежала к стенке, на которой висела абстрактная картина.
— Ну, вот же. Видишь?
Сташевский чуть сознание не потерял.
— Так я же думал, что ты говоришь о живом создании… — Он снял картину со стены, начал поворачивать ее, сначала в бок, затем — вверх ногами. — И откуда мне знать, что это вообще птичка. Это может быть черт знает что.
Его перебили звуки симфонии Вагнера, исходящие их громадных колонок.
— Принять звонок, первый канал, — сказал Сташевский.
Маленькое устройство, подвешенное у него на мочке уха, явно понимало человеческую речь. Оно переключило сигнал с сотового прямо в ухо и заодно сообщило, кто звонит.
— Привет, пани Эля.
— День добрый, пан Славек. К сожалению, от спецслужб добрых новостей нет.
— Что, тех двоих с мерседесом не нашли?
— Нашли. К сожалению, в уже несвежем состоянии.
— Блин! — Славек никак не мог повесить картину назад на стенку. — Как их убили?
Он еще слушал какое-то время, потом хлопнул себя по щеке, чтобы устройство в ухе отключило телефон. Мариола внимательно тянула на Славека.
— Сильно паршиво?
— Сильно.
Борович с Васяком добрались до развалин перед Центральным Вокзалом. Там они укрылись в разбомбленной гостинице, чтобы почистить одежду. С огромным трудом, с помощью газеты, они отряхнули один другого от пыли и грязи. Осторожно перешли через площадь, по которой шастало несколько патрулей. Из бункера под площадью просачивалась ужасная вонь, от противопожарного бетонного бассейна несло еще сильнее. В подавляющем своими размерами зале они начали разыскивать пост службы охраны железных дорог. Такой нашелся быстро — у самого входа в тоннель, ведущий к перронам. Первым вошел Васяк.
— Гражданская Милиция, — предъявил он удостоверение. — Охрана капитана УБ из Варшавы, — указал он на Боровича. — Нам необходимо быстро написать рапорт для воеводского управления.
Железнодорожный охранник сорвался с места и отдал салют. Борович милостиво кивнул.
— Товарищ, — продолжил Васяк, — есть ли у вас тут пишущая машинка и бумага?
— Машинка есть, только немецкая.
— Достаточно. А есть ли у вас надежный человек, который доставит рапорт в управление? А то нам нужно ехать дальше. Гражданин капитан преследует одного, очень подозрительного…
— Больше ничего не говори, — перебил его Борович. — Дело секретное.
— Так точно, гражданин капитан! — Васяк снова обернулся к железнодорожнику: — Вам придется покинуть пост. Рапорт совершенно секретный.
Тут включился Борович.
— Встаньте перед дверью и проследите, чтобы сюда никто не входил. Ну, разве что другие товарищи из УБ. Нас тут много.
Охранник щелкнул каблуками, и даже довольно по уставу, по-видимому, перед войной он служил в армии, затем, слегка напуганный, он вышел и закрыл за собой дверь. Борович уселся и спокойно вставил лист бумаги в машинку. При этом он допил остатки кофе, что стояли на столе.
— О, даже и ничего, — удивился он. — Не то что те американские крашеные ссаки.
— Может, еще довоенный? — полюбопытствовал Васяк.
— Тииии… а не то нас «товарищи из УБ» услышат, — пошутил Борович.
— Да ладно… — Васяк присмотрелся к собственному отражению на блестящей поверхности какого-то устройства. — «Товарищи» — то есть, я и мое отражение в зеркале.
Клавиши машинки издавали глухой отзвук. И хотя сама машинка была очень качественной, зато красящая лента выдавала свое происхождение — эрзац, произведенный в последние месяцы войны. Боровичу приходилось чуть ли не всякий раз проворачивать вал машинки назад и перебивать какие-то буквы. Это ему не мешало. В АК он подделывал немецкие документы и печати и был в этом деле весьма хорош. Сейчас же все было еще легче. Он быстро напечатал несколько писем. Потом открыл ящик стола и снабдил каждое таким количеством печатей и штампом, сколько мог найти. Некоторые штампы он слегка изменил, подкладывая бумажку под половину отпечатка, чтобы не было адреса учреждения, выдавшего документ. Оставался один заголовок.
— Теперь ты, — обратился он к Васяку. — Карандаш есть?
— А не будет лучше, чтобы ты напечатал на машинке? Я плохо пишу.
— В этом-то и дело. Нужен твой почерк и способ формулировки мыслей.
Борович подал Васяку листок бумаги и химический карандаш. Тот солидно поплевал и в муках начал творить письмо коменданту, в котором описывал, как самостоятельно преследует грозного преступника и просит, чтобы окружили вокзал в Кракове, чтобы там совместными усилиями поймать. Все это он украсил старательной подписью.
Борович сложил письмо аккуратным треугольником, открыл двери и передал «рапорт» железнодорожному охраннику.
— Мы тут передумали. В первую очередь с рапортом должен ознакомиться комендант в Ополе. Как только прочтет, пускай переправит во Вроцлав. Можете послать кого-нибудь надежного?
— Так точно!
— Хорошо.
Больше на охранника внимания он уже не обращал. Быстрым шагом они пересекли холл в поисках начальника вокзала. Кто-то сказал, что начальство находится в соседнем здании. Пришлось выйти на залитую солнцем площадь.