Бриджертоны: Вторые эпилоги
Шрифт:
Дафна предполагала, что ее детородные годы позади. Одного за другим она произвела на свет четырех детей: по малышу в год в течение первых четырех лет ее брака. А затем… ничего.
Герцогиня Гастингс удивилась, осознав, что ее младшенькому уже исполнился годик, а она так и не забеременела вновь. Спустя год они отпраздновали двухлетие сына, потом трехлетие, а ее живот по-прежнему оставался плоским. И посмотрев на свой выводок: Амелию, Белинду, Кэролайн и Дэвида[1], – Дафна решила, что ей и так несказанно повезло. Четверо здоровых и сильных детей, один из которых, крепкий паренек, однажды унаследует титул герцога Гастингса от своего отца.
Ко всему прочему Дафна никогда особо не наслаждалась беременностью. У нее опухали лодыжки, раздувались щеки, а уж испытывать вновь проделки пищеварительного тракта ей не хотелось и подавно. Герцогиня вспомнила о своей невестке Люси, которая прямо-таки светилась во время беременности. И слава Богу, поскольку сейчас Люси как раз находилась на четырнадцатом месяце беременности пятым ребенком.
Или, что ближе к истине, на девятом.
Огромная. Потрясающе огромная. И тем не менее сияющая и демонстрирующая на удивление изящные лодыжки.
– Я не могла забеременеть, – отрезала Дафна, приложив руку к плоскому животу.
Возможно, ее тело стареет. В сорок один для прекращения ежемесячных недомоганий, как будто, слегка рановато, но такой деликатный вопрос не подлежал обсуждению в светском обществе. Возможно, со многими женщинами подобное случается в сорок один год.
Ей стоит радоваться. Испытывать благодарность. Ведь месячные доставляют столько неудобств.
Дафна услышала шаги в коридоре и быстро накрыла календарь книгой, хотя сама не понимала, что прячет. Это ведь обычный календарь, на котором даже нет большого жирного красного крестика с пометкой «Месячные».
В комнату вошел герцог Гастингс.
– О, отлично, вот ты где. Тебя искала Амелия.
– Меня?
– Милостью божьей не меня, – ответил Саймон.
– О Господи! – прошептала Дафна.
В обычных обстоятельствах она бы отпустила более остроумное замечание, но сейчас ее сознание было затуманено раздумьями о возможной либо-беременности-либо-преждевременной-старости.
– Что-то насчет платья.
– Розового или зеленого?
Саймон изумленно воззрился на жену:
– Ты серьезно?
– Ну да, конечно, ты понятия не имеешь, – рассеянно пробормотала та.
Саймон потер пальцами виски и сел в ближайшее кресло.
– Когда она выйдет замуж?
– После помолвки.
– И когда это произойдет?
Дафна улыбнулась:
– В прошлом году ей сделали пять предложений. Именно ты настоял, чтобы Амелия вышла замуж по любви.
– Не припоминаю, чтобы ты возражала.
– А я и не возражала.
Саймон вздохнул.
– Как нас угораздило одновременно вывести в свет трех дочерей?
– Мы весьма усердно трудились над продолжением рода в начале нашего брака, – дерзко ответила Дафна, а затем вспомнила календарь на своем столе. Тот, в котором был начертан красный крест, видимый лишь ей.
– Усердно трудились, гм? – Саймон бросил взгляд на открытую дверь. – Интересный выбор слов.
Дафна мельком глянула на выражение его лица и почувствовала, что ее щеки розовеют.
– Саймон, среди бела дня!
Он лениво улыбнулся:
– Не припоминаю, чтобы это останавливало нас на пике нашего «усердия».
– Если девочки поднимутся наверх…
Саймон вскочил с кресла.
– Я закрою дверь.
– О милостивые небеса, они же все поймут.
Герцог решительно закрыл двери, щелкнув замком, и повернулся к супруге, выгнув бровь.
– И кто в этом виноват?
Дафна отпрянула назад. Совсем чуть-чуть.
– Я в жизни не выдам дочерей замуж, оставив их в таком же невежестве, в каком пребывала сама.
– Ты была очаровательно невежественной, – прошептал Саймон, беря жену за руку.
Она позволила ему поднять ее на ноги.
– Тебе так не казалось, когда я предположила, что ты импотент.
Он поморщился:
– Многие вещи обретают очарование спустя какое-то время.
– Саймон…
Он ткнулся носом в ее ухо.
– Дафна…
Саймон проложил ртом дорожку из поцелуев по ее шее, и Дафна почувствовала, что тает. Двадцать один год брака, а ничего не изменилось…
– Задерни, по крайней мере, шторы, – прошептала она.
Не то чтобы кто-то мог что-нибудь увидеть снаружи при таком ярком солнце, но так Дафна чувствовала себя уютнее. Ведь их дом стоял посреди Мейфэра, и все их знакомые, вполне вероятно, сейчас прогуливались прямо под их окнами.
Саймон со всех ног бросился к окну, но задернул лишь тоненькую занавеску. С мальчишеской улыбкой герцог пояснил:
– Мне нравится на тебя смотреть.
А потом с поразительной быстротой и ловкостью Саймон устроил все так, что мог беспрепятственно рассматривать тело жены. Та тихо стонала на кровати, пока он целовал внутреннюю сторону ее колена.
– О Саймон, – вздохнула Дафна.
Она точно знала, что он сделает дальше. Ее супруг начал прокладывать дорожку из поцелуев от ее колена к бедру.
И у него это так замечательно получалось.
– О чем ты думаешь? – прошептал он.
– Прямо сейчас? – уточнила Дафна, моргая и пытаясь стряхнуть с глаз пелену. Саймон касался языком складочки между ее бедром и животом и считал, что жена способна думать?
– А знаешь, о чем думаю я? – спросил он.
– Если не обо мне, то я буду ужасно разочарована.
Саймон усмехнулся и легонько поцеловал любимую в пупок, затем переместился повыше, чтобы нежно поцеловать ее в губы.