Бриг 'Три лилии'
Шрифт:
Никогда Миккель не забудет этот день.
Какой пронизывающий ветер дул на дороге... Как плакала Туа-Туа; как учитель поминутно садился, задыхаясь от кашля.
А после!..
Туа-Туа сразу побежала вверх по лестнице, затопить печку и поставить чайник, учитель же задержался в дверях.
Он внимательно, очень внимательно посмотрел на Миккеля, потом пожал ему руку, крепко, словно хотел показать, что перед ним уже не школьник Миккель Миккельсон, а взрослый мужчина, на которого вполне можно положиться.
– Вот увидишь, лошадь
А затем последовало самое главное. Но сначала учитель прокашлялся как следует.
– Она... моя Туа-Туа - славная девочка!
– пробормотал он.
– Береги ее, Миккель Миккельсон. Ей может понадобиться твоя забота.
И длинные тонкие пальцы органиста заскользили вверх по перилам.
Три дня спустя вся деревня Льюнга погрузилась в траур.
"Двустороннее воспаление легких с осложнением на сердце", - значилось в справке, которую написал врач, сидя за столом в учителевой гостиной.
Правда, как раз в этот день приехала тетушка Гедда Соделин из Дании. Но кто может утешить девочку, которая плачет без конца и не хочет больше жить?
Миккель решил все-таки попытаться, но его остановили в прихожей сильные руки тетушки Гедды.
– Поговорить с Туа-Туа, с бедной крошкой?
– Тетушка Гедда непрерывно вытирала слезы.
– Неможется ей, кашляет, бедняжечка. Ее нельзя беспокоить, ни в коем случае.
Миккель и Боббе побрели домой. У Миккеля было такое чувство, точно он проглотил камень - здоровенный булыжник, вроде тех, что летели с Бранте Клева, когда взрывали тур. И камень этот очутился там, где у людей сердце.
Нашелся, однако, человек, который не стеснялся потревожить больную. Его звали Малькольм Синтор. На пятый день после похорон он явился верхом на своей Черной Розе - "дела улаживать".
Синтор председательствовал в муниципалитете. Муниципалитет назначил нового учителя, а посторонним жить в школьном здании не полагалось.
– Господи, куда же денется наша крошка, наша ТуаТуа?! воскликнула тетушка Гедда.
– Ничего, пусть едет с теткой в Данию, - ответил Синтор.
– Через три недели чтобы квартира была свободна. Сироты только обуза для муниципалитета. Ни к чему нам это.
С этими словами Синтор уехал.
Не плачь, Туа-Туа, и не упрашивай!
Хоть и добрые глаза у суровой на вид тетушки Гедды, но вот беда: глаза эти смотрели в какие-то необычные очки, в которых все люди казались маленькими детьми. Особенно Туа-Туа.
– Ешь капусту да не мели попусту!
– сказала тетушка Гедда.
– Что ты будешь делать тут одна?
Ну как объяснить такой тетушке, что очень важные обстоятельства никак не позволяют тебе уезжать из Льюнги?
За неделю до отъезда Туа-Туа поднялась с постели. День выдался ветреный, а Миккель уже полчаса стоял у сарая и свистел. Ежедневно с трех до пяти тетушка Гедда ложилась вздремнуть после обеда, и Туа-Туа выскользнула незамеченная.
– Ой, Миккель!..
– шептала она дрожащим голосом.
–
Миккель покачал головой.
– А Боббе?
– Если через шесть дней он не будет убит и закопан, то Синтор пойдет со своими враками в суд. А в суде его дело верное. Как я тогда говорил, так и сделаю, Туа-Туа.
– Он взял ее за руку.
– Конечно, тебе еще хуже... Я почти все время о тебе думаю.
Туа-Туа зажмурилась, пытаясь стряхнуть слезы.
– Через шесть дней, Миккель, и меня тоже здесь не будет.
– Она рассказала о новом учителе и переезде в Данию. Билет заказан, в субботу уплывем.
Миккель помолчал, не выпуская руки Туа-Туа.
– В ночь на субботу мы с Боббе уйдем из дому, - сказал он.
– Попробую на какой-нибудь пароход наняться.
– Миккель... вот бы мне с тобой!
Миккель пожевал щепочку.
– На американской линии девочек не берут... Разве что в камбуз?
– Ой, Миккель, вот было бы хорошо! Я буду тебя во всем слушаться. Возьми меня с собой, Миккель, милый! У меня теперь, кроме тебя, никого нет... Обещай, что возьмешь!
Миккель посмотрел на худое тельце Туа-Туа. Зеленые глаза стали еще больше с последнего раза.
– Уходить надо ночью, - сказал Миккель.
– Ты сможешь?
– Наружная дверь будет заперта, но я вылезу в окно в маленьком классе.
– И еды собери на дорогу, - предупредил Миккель.
– Я уже две недели собираю. Кусок в рот, кусок в карман. Все, что не портится. А храню в каменоломне.
Туа-Туа прикусила губу от волнения.
– Я все-все соберу, только возьми меня! Знаешь, Миккель, у нас все получится!
Она подняла руку и погладила его волосы. Миккель покраснел до самых пяток.
– Конечно, надо только вместе держаться!
– ответил он охрипшим голосом.
– Вместе!..
Глава пятнадцатая
ШЛЯПА С ПЕРЬЯМИ
"Король Франке" - так назывался пароход, который причаливал к пристани Синтора по средам, пятницам и субботам. В эти дни на пристани поднимали вымпел.
Кому надо было в Льюнгу, те чаще всего садились на "Короля Фракке".
В понедельник вечером богатей Синтор явился верхом к школе и велел поторапливаться со сборами. Получено письмо: новый учитель прибудет на "Франке" уже в среду. Так что отправляйтесь в Данию поживее!
Туа-Туа чуть не закричала от отчаяния. Как предупредить Миккеля?
Мандюс Утот подкатил с подводой и отвез на пристань два огромных багажных ящика. Самый большой заключал в себе учителев орган. Тот самый, на котором учитель летними вечерами играл "Ютландскую розу".
Тетушка Гедда укладывала вещи и без конца пила бузинный чай, чтобы не заболеть насморком от всей этой пыли. И не сводила глаз с "дорогой крошки".
– Миккеля Миккельсона увидишь на пристани, - говорила она.
– А по горам носиться, только гланды распухнут. Пуще огня остерегайся насморка и распухших гланд!