Бригантина, 69–70
Шрифт:
Этот важнейший вывод был подтвержден В. Е. Родиным и Р. Р. Макаровым, которые исследовали распределение планктонных личинок вдоль всего шельфа. Личинки были обнаружены главным образом лишь в северной части. Большая часть этих беззащитных, подобных капелькам цветного стекла, организмов гибнет, а те, что остаются, сносятся течением к северу.
Теперь попробуем проследить за судьбой образовавшихся из этих уцелевших личинок мальков. Мальков в богатейших районах западного шельфа, как уже говорилось, нет. Эти мальки и юные крабы младшего школьного возраста (до шести лет) в изобилии встречаются у берегов Хоккайдо, на Аляске, в заливе Петра Великого, только в промысловых районах Камчатки их долгое время не могли
Решили предпринять тщательные поиски мальков. В район шельфа снарядили экспедицию аквалангистов, суда снабдили специальным зоологическом тралом Сигсби, которому не страшен самый тяжелый режим работы на каменистом дне. Только ценой таких усилий сумели добыть небольшое количество мальков. Год, а то и два года подряд они вообще не попадались, потом обнаружились вдруг у острова Птичьего, что в центре Хайрюзовского района. К северу число мальков возросло, а в заливе Шелихова, как уже говорилось, пошли одни мальки. Так и установили, что дети живут отдельно от взрослых. Мальки обычно держатся прибрежной зоны на средней глубине 40 м среди камней и обрастаний. Больше всего им по нраву колонии гидроидных полипов, кристаллоподобные друзы морских желудей, чахлые кустики красных водорослей. В некоторых местах аквалангисты находили мальков сидящими на крупных шестилучевых звездах — полярной лентасерии. Океан подобен единому живому организму. Все звенья, все механизмы здесь одинаково важны.
Где живут, чем питаются крабы?
Разве от ответов на эти вопросы не зависит вся наша проблема? В заливе Петра Великого, в частности у нас в бухте Троицы, мальки питаются полипами, живущими в чашечках обелии.
В желудках камчатских мальков обнаружили педициллярии — мелкие придатки со спины морской звезды, которыми она чистит кожу. Вот и замкнулся круг, возвративший нас к морским звездам. Вроде бы абсолютно бесполезные для человека, хотя и красивые, морские хищники! А удалите из океанского цикла это звено, и исчезнут крабы. Сколько еще таких и куда более сложных связей в море! О многих из них мы даже не подозреваем.
Но близится к концу баллада о крабах. Пора подвести некоторые итоги.
Пожалуй, самым важным в рассказанной здесь истории является то, что все стада камчатского краба образуют, как говорят биологи, единую сложную популяцию. Воспроизводство же этой популяции — это квинтэссенция наших рассуждений — почти целиком лежит на плечах только одного стада — хайрюзовского. Более южные стада: ичинское, колпаковское и кихичское, хотя и производят какое-то количество личинок, но никак не могут обойтись без притока молоди с севера. Если закрыть этот приток, стада постепенно вымрут.
Вот и получается, что для разведения больших промысловых стад мало создать условия, целиком удовлетворяющие и личинок, и мальков, и производителей. Необходимо еще и удачное взаиморасположение районов, в которых обитают животные, находящиеся на разных стадиях своего жизненного цикла. Очевидно, многие неудачные попытки увеличить запасы промысловых животных как раз и объясняются тем, что не было соблюдено последнее условие. Вроде бы все благоприятствует размножению и росту: богатый корм, растительность, температура и соленость воды, подходящий грунт, наконец, отсутствует лишь «мелочь» — подходящая система течений, и эта мелочь оказывается роковой.
Вот почему так далеко от успешных опытов в аквариумах до подводных ферм.
Много трудов затратит Нина Мокрецова, пока найдет оптимальный режим размножения трепанга. Но еще больше трудов потребует переход от лабораторных условий к природным. Мы очень мало еще знаем породившее нас море…
Но для охраны существующих стад морских животных найденные закономерности взаиморасположения и воспроизводства уже сегодня играют исключительную роль. Раскрыв эту тайну природы, человек получил как бы руководство к лову. И руководство
Последнее десятилетие действует и совершенствуется сложная система мер по охране запасов и упорядочению промысла краба. Вот важнейшие из них: 1) строгое соблюдение установленного размера вылова, 2) запрет лова в южной части Хайрюзовского района, 3) обязательный выпуск самок и молоди из сетей.
Все это очень правильно, но отнюдь не достаточно и, к сожалению, не всегда эффективно. Первый пункт должен обеспечить равномерность добычи взрослых самцов. Здесь более или менее все в порядке. Вопрос лишь в том, насколько правильна плановая цифра. Пункт второй «защищает» самок в местах максимального вылупления личинок. Это необходимая, но тоже лишь минимальная мера. Минимальная потому, что защищает только самок и молодь, тогда как в защите нуждаются и молодые самцы. А они, к сожалению, покидают заповедный район, не достигнув еще минимального промыслового размера. За границами же района они могут легко попасть в сеть. Можно возразить, правда, что в этом случае они подпадают под защиту пункта № 3. Но этого недостаточно, так как даже при наличии строгих правил могут быть потери. Надо переходить на добычу ловушками.
Нужны селективные орудия лова, которые бы «сами» отличали кондиционных крабов от непромысловых. Даже такая простейшая вещь, как сеть с толстой нитью, смогла бы принести здесь неоценимую пользу. Ведь молодому крабу гораздо легче уйти из нее самому. Конечно, такие сети не выход из положения. Необходимо разработать качественно иные методы и орудия лова. Лишь тогда три пункта сумеют защитить крабов от постепенного истребления.
Наконец, еще одно. Кроме камчатского краба, в дальневосточных морях обитают и другие виды: краб-стригун, волосатый, голубой. Они не менее вкусны, чем камчатский краб. Просто в них меньше пищевых частей, и лов их более сложен. Естественно, что добыча таких крабов менее выгодна. Но это ведь не причина игнорировать запасы некамчатского краба. А так оно и происходит.
Пора понять, что мгновенная грошовая выгода со временем оборачивается огромными убытками.
Мы оставляем Копакабану уже под вечер. Одеваясь, я обнаружил присосавшегося к ноге клеща.
— Непостижимо! — сказал я Володе. — Мы же несколько раз погружались!
— Они такие цепкие… А может, его принесло ветром с сопки. Ну, нам пора.
Я в последний раз напился воды из «колодца», который вырыли прямо в песке — стекающие с сопки воды, встречая подпор океана, скапливаются под песчаной подушкой, — и мы полезли на сопку. Володя, как всегда, шел быстро, сосредоточенно думая о каких-то своих делах. А я поминутно оборачивался, чтобы еще раз взглянуть на бухту. Я знал, что скорее всего уже никогда не увижу ее. Завтра мне предстояло возвратиться во Владивосток, откуда раз в день ходит катер на остров Попов. И на Путятин не худо бы съездить… Вряд ли я так скоро опять попаду сюда. Но, даже если попаду, разве можно позволить себе роскошь возвращаться на круги своя, когда есть столько других, еще невиданных, властно манящих к себе мест. Курилы, Командоры, Южный Сахалин — да мало ли!
Почему нам свойственно привязываться к мимолетному, глупо грустить о преходящем? Мы и сами-то не вечны, а хотим где-то остаться почти навечно! И не в одном месте, а в нескольких сразу. Это ужасно нелогично. Мы не делаем выбора. Всей душой хотим быть сразу везде и всегда, хотя отлично знаем, как это смешно и нелепо. Но нам совсем не смешно. Нам очень грустно. И мы долго смотрим на то, что покидаем, словно хотим унести в себе нематериальный отпечаток всего. И чем совершеннее окружающая красота, тем грустнее становится. Ну, бросай, бросай в море монетки, как будто это тебе хоть чем-нибудь может помочь.