Бриллиант Кон-и-Гута. Затерянные миры. Т. XVIII
Шрифт:
Этот ритм вы почувствуете и в горных напластованиях, и в столбчатых перегородках выветрившихся скал, и в дюнных образованиях безбрежного песчаного моря, и в вихрях пыли, взвеваемых смерчами, когда подвижный песок, лежащий в пористых крыльях ряби, превращается в словно живые передвигающиеся крутящиеся столбы, способные поглотить и засыпать целые караваны.
Все здесь особенно. Само солнце являет миру свой лик, как некое грозное существо. Оно стремительно выносится из-за четкой линии горизонта и летит, как кусок твердого
Утром пустыня затоплена отраженной синевой неба, светло-лиловые известняки местами как будто излучают желтое пламя, неприглядные оболочки песчаника начинают светиться, как закаленная сталь.
Днем скалистый Кон-и-Гут, весь в море света, пламенеет, словно от внутреннего огня.
Вечером — на закате — это уже совершенно неописуемое богатство красок, невероятной, ослепительной красоты ковер пустыни — запечатленная в природе сказка Востока.
Нежно розовеет сиенский гранит; базальт сверкает, словно блестящий черный бархат, белеет песчаник, покрытый темной оболочкой, словно девушка, накинувшая траур на белое атласное платье; алебастр, желтоватый, подобно меду, как будто трепетно ждет резца ваятеля, который закончит произведение природы: то гробницу, то обелиск, то сфинкса, то целую пирамиду.
Сегодня, как извечно, солнце сделало снова свою прежнюю работу. Как мощный насос вытянуло оно вновь из сердцевины кон-и-гутских камней по тончайшим капиллярам ничтожные следы заключающейся в них влаги и вместе с тем растворенные в ней соли. Последние, поднявшись на поверхность камней, отчасти улетучились, отчасти, химически соединяясь, еще более уплотнили наружный слой камней, превращая его в подобие твердой коры, которая сдерживает до поры до времени сердцевину камней, превращающуюся с течением столетий в рыхлую труху.
В Кон-и-Гуте знают самые глубокие тайны пустыни, те, что скрыты в камне и воде.
Завтра — праздник. Но послезавтра, рано утром, все свободные рокандцы уйдут на свою обычную ежедневную тяжелую работу: одни — на рисовые поля, другие — к скалам и каскадам водопадов, с них сбегающих.
А к вечеру мирза Низам примет в глубине подземелий мрачной кон-и-гутской пещеры плоды их трудов, урожай тысячелетий, рожденных в безмолвии полей, сердцевины глыб камня, среди извечного шума лазоревых струй.
Глава V. НОЧЬ В «СПЛЕНДИД-ОТЕЛЕ»
— Ну, поздравляю вас, мой молодой друг! — положив руку на плечи Джона Гарримана, воскликнул профессор фон Вегерт, спускаясь по лестнице Королевского Географического института по окончании того заседания, на котором Гарриман сделал свое необыкновенное открытие, — вы попали в заправские спелеологи!
— Что? Как вы сказали, сэр? — спросил воришка.
— Я говорю, что вы, Гарриман, стали спелеологом., — со смехом сказал фон Вегерт.
— Спелеологом? — переспросил тот с некоторым замешательством.
— Ну да! Так называют тех, кто занимается исследованием пещер, а вы ведь теперь участник спелеологической экспедиции в Кон-и-Гут… Но слушайте, Гарриман!
— Да, сэр?
— Вы умный мальчуган, и я надеюсь, что вы бросите свое праздношатание и займетесь делом.
— О, сэр! Напрасно вы так думаете! Я работаю не покладая рук…
— Ну! Я предпочел бы, чтобы ваши руки поменьше работали…
Гарриман покраснел.
— Сэр, но…
— Я понимаю… Вы хотите сказать, что надо же чем-нибудь жить!
— Сэр, я…
— Я понимаю, я все понимаю… Вот что! У вас есть кто-нибудь из близких, кроме Водслея?
— Есть! Есть! — радостно воскликнул Гарриман.
— Кто?
— Я знаю Голоо!
— Голоо?
— Вы знаете Голоо?
— Как будто нет…
— Вы, наверное, знаете его, сэр. Негр Голоо — боксер, который…
— А! Слышал про него, слышал… Это не тот ли самый негр, который на днях должен выступить против какого-то знаменитого боксера, француза, тоже претендующего на мировое первенство в драке?
— Ну да, это он! О, Голоо придется на этот раз трудновато, если только француз будет в порядке! Он на голову выше Голоо! Это знаменитый Луи Брене. Он приехал из Парижа.
— Подождите, я хотел вас спросить о другом…
— Сэр! — смущенно заметил Гарриман, — уж лучше вы меня про другое не спрашивайте… Я ничего не знаю…
— Вы знаете какое-нибудь ремесло?
— Я умею снимать как фотограф.
— Чужое пальто с вешалки? Знаю! — сумрачно произнес профессор и о чем-то задумался.
Гарриман опять покраснел.
— Сэр! — пробормотал он…
— Ну?
— Уверяю вас, что это — другое…
— Другое?
— Я умею снимать как фотограф.
— Ах, вот как!
— Ну да! Меня просил Голоо работать его фотографическим аппаратом, когда он боксирует с кем-нибудь на площадке. Это, видите ли, нужно ему для рекламы. Он посылает потом снимки в журналы.
— Вот что! Ну, значит, в экспедиции вы найдете себе интересное занятие.
— Вы думаете, они возьмут меня с собой в экспедицию?
— Конечно! Ведь вам сказал это сам король.
— Знаете, сэр, во второй раз я не хотел бы попасться на глаза королю…
— Это почему же? — с удивлением спросил фон Вегерт. — Король был с вами очень ласков!
Гарриман на минуту задумался и серьезно произнес:
— Да, сэр! Но мне он все-таки что-то не нравится!
— Во всяком случае, — произнес фон Вегерт, — ему вы должны быть благодарны за то, что отныне ваша судьба так резко меняется… Вчера вы были нищим, сегодня вы миллионер!