Бриллиант Кон-и-Гута. Затерянные миры. Т. XVIII
Шрифт:
— Неужели это правда, сэр, и мне дадут денег?
— Конечно! Но так как вы еще несовершеннолетний, то у вас будут опекуны.
— Опекуны? — вопросительно воскликнул Гарриман.
— Разве вы не слышали, что о вас говорилось?
— Признаться, нет…
— Странно! Но ведь я сам назначен вашим опекуном. А другого вы должны выбрать самостоятельно. Его утвердят. Пусть это будет хотя бы Голоо.
— О, сэр!
— Что? — спросил ученый.
— Я ничего этого не понял. Но раз вы будете со мной да еще Голоо, то я на все согласен.
— Очень
— Я думал…
— Вы думали? О чем?
— Я думал, сэр, все время о том, как мне пришла в голову мысль, что надпись на этом дьявольском камне — план той самой дыры, про которую все вы так много там говорили…
— Ну, и как же пришла к вам эта мысль?
— О, сэр! Смешно сказать! Совсем просто!
— Мой милый! Самое гениальное всегда совсем просто!
— Как вы сказали?
— Я говорю, что все открытия и изобретения, которые сделаны людьми — сделаны по большей части случайно.
— О, сэр! У меня дело произошло не случайно…
— Как так?
— Я, сэр…
— Да?
— Я, сэр, видите ли, всегда работал по плану…
— Работали по плану? По какому плану?
— По разному, сэр, в зависимости от квартиры…
— A-а! Это вы говорите про свою специальность?
— Вот именно.
— Понимаю.
— Понятное дело, нам вычерчивать особенно не приходилось. Заметишь что-нибудь особенное — нарисуешь, чтобы ночью не сбиться с дороги на чужой лестнице. Мне эти три строчки, которые светились на стене, сразу показались планом… Как только я увидел боковые черточки у каждой из строчек, так сразу же и решил, что это план: настоящие лестницы, сэр!
Фон Вегерт покосился через плечо на своего не совсем обычного собеседника и замолк.
— Бывают же случайности! — подумал он.
Так прошли они мимо висячей арки и моста, который ведет к Варвикскому вокзалу.
Гарриман почувствовал смущение. Если идти домой, то надо сворачивать на мост.
— Нет, к Водслею — ни за что! Будь, что будет! — пронеслось у него в голове. — Под утро пойду к Голоо. Он с пяти часов на ногах. Надо ему все подробно рассказать. А до тех пор кое-как проплутаю… Диковинные вещи происходят со мной сегодня!
Фон Вегерт продолжал молчать.
Неловкое смущение, в котором находился Гарриман. превращалось в беспокойство.
— По-видимому, я его рассердил! — решил воришка. — Он не знает, что ему делать со мной? Но если он сделался моим опекуном, и я действительно миллионер, как он говорит, то…
— Гарриман! — внезапно позвал его ученый своим ласковым голосом.
— Я, сэр! — и Гарриман заглянул сбоку в лицо фон Вегерта глазами, в которых вдруг засветилось что-то, схожее с ласковой преданностью бродячей собаки, которую случайный прохожий потрепал тростью по шерсти.
— Гарриман! — повторил фон Вегерт, — вы должны подумать над своей судьбой. Я веду вас к себе. У меня мы поговорим обстоятельнее.
— Хорошо, сэр.
— Я хочу только спросить вас, умеете ли вы читать и писать?
— Да, сэр. Кроме того, я умею считать. Я вел Водслею его приходо-расходную книгу.
— Интересно было бы на нее взглянуть, особенно на статьи прихода.
— О, сэр! Я знаю ее наизусть и мог бы вам все это рассказать, но только по секрету.
— Ну, еще бы! — пробормотал фон Вегерт.
Через пять минут ходьбы они пересекли Крос-стрит и достигли «Сплендид-отеля», в котором жил профессор.
Портье приподнял свою фуражку с галуном при виде ученого и с недоумением взглянул на сопровождавшего его оборванца.
— Вам письмо, господин профессор!
И портье протянул фон Вегерту конверт, на котором было написано:
«Члену Кон-и-Гутской экспедиции Роберту фон Вегерту, господину профессору археологии».
— По-видимому, это что-то стоящее в связи с сегодняшним заседанием, — пронеслось в голове фон Вегерта, — иначе, как объяснить такое титулование? Как успели доставить письмо?
— Скажите, давно получено письмо? — обратился он к портье.
— Только что, господин профессор, — ответил тот.
Две комфортабельные комнаты, занимаемые фон Вегертом, как все комнаты этого фешенебельного отеля, в котором останавливались преимущественно иностранцы из среды знати, богатых негоциантов и финансистов, дипломатов, ученых и вообще крупных дельцов континента, являли собою обыкновенную отельную роскошь.
Скромный багаж профессора терялся среди позолоты, зеркал и шелковой обивки. Только огромный сундук, обтянутый желтой кожей, весь в бамбуковых ребрах для предохранения содержимого от толчков, заметно выделялся из окружающей обстановки. Крышка была открыта, и было видно, что сундук доверху наполнен образцами древней майолики, которую фон Вегерт привез в Английское Археологическое общество из Германии.
На впечатлительного Гарримана обстановка, в которую он попал, произвела неосознанное впечатление тепла и уюта, где его душа, загрубевшая в лишениях и невзгодах, стала расправляться навстречу ласке и симпатии, излучавшимся на него, казалось, этим старым непонятным иностранцем, вдруг вторгнувшимся в его жизнь.
Фон Вегерт позвонил.
Вошел слуга, молчаливый, вежливый и спокойный китаец, и остановился у дверей. Взгляд его быстро скользнул по Гарриману.
— Разве Робин больше не служит? Вы вместо него?
— Робин переведен в нижний этаж, сэр. Я его заменю, с вашего разрешения. Меня зовут Ли-Чан.
И китаец, одетый по-европейски, поклонился, сжав левую ладонь правой по обычаю своей страны.
— Приготовьте ванну, Ли-Чан, для этого молодого человека, — фон Вегерт указал на Гарримана, — и озаботьтесь вопросом о белье для него и платье. Приведите его, словом, в приличный вид. Вы можете взять, что нужно, из моих вещей, если что подойдет после переделки на скорую руку… Может быть, вы сможете купить все нужное?