Бриллиант Кон-и-Гута. Затерянные миры. Т. XVIII
Шрифт:
Всем своим существом понимает он, что не хватает свободы, но о ней можно лишь мечтать наедине с самим собой, ибо завоеватель этого не простит.
В сердце накипел гнев. Его нельзя обнаружить, однако тут и там появились все же грозные признаки растущего недовольства: иной раз находили убитого надсмотрщика на полях или в лесу; однажды на камнях водопада нашли отрезанную голову без туловища, которое бесследно исчезло. Нередки стали случаи неповиновения.
Однако все попытки возмущения были пока неорганизованы, разобщены.
И часто мирза Низам, отделенный
И вот теперь вдруг как будто наступает час, когда надежда на освобождение может расцвести и дать плод…
Завтра на празднике мирза Низам объявит всем в Кон-и-Гуте и даст знать в Роканд, что близок час отмщения, что Ораз-хан призывает всех быть наготове. Им известно, что это значит: белуджистанцы, братья рокандцев по вере и по ненависти к чужеземцам, уже десять лет ведут у себя в Белуджистане кровавую войну в горах, завоевывая свои земли пядь за пядью у страшного врага, который овладел берегами страны, потому что овладел океаном и воздухом, потому что умел летать, как птица, бросая в ущелья и долины смертоносные снаряды, рвавшиеся с оглушительным шумом и отравлявшие окрест на многие версты все живое. Много селений было разорено и выжжено, но это не остановило борьбы: жители, забрав с собой остатки своего имущества, ушли глубже в горы, тая в сердце ненависть и месть.
Сегодня и радостно и тревожно на сердце мирзы Низама.
Все бы хорошо, но не оставляет его мысль об охотнике Мэк-Кормике, об его экспедиции в Кон-и-Гуг…
— Как быть? Что предпринять? Как предупредить несчастье? Надо потолковать с Рашидом.
В первый раз в жизни мирза Низам смущен и не может принять самостоятельно решения.
— Мирза Рашид! — зовет мирза Низам своего помощника.
Рашид, казалось, только и ждал приглашения, ибо не положено младшему тревожить старшего без зова, если нет важного дела.
— Рашид, близится рассвет, но до него еще должен ты кое-чем порадовать свое сердце.
— Благодарю тебя, мирза Низам, но скажи, чем ты так опечален и озабочен?
— Рашид, в Кон-и-Гут собираются незванные гости!
— Кто же?
— Англичане. Они снаряжают экспедицию из ученых под начальством Мэк-Кормика.
— Что говоришь ты, мирза Низам? Мэк-Кормика, твоего и моего спасителя?
— Да.
— Ты допустишь их в Кон-и-Гут?
— Ты знаешь, что мы не вправе сделать этого. Ораз-хан повторяет свое распоряжение о недопуске к нам кого бы то ни было.
— Как же быть?
— Вот я и думаю об этом. Он, — мирза Низам указал на белуджистанца, — уедет послезавтра с нашим ответом. Ораз-хан доверяет нам и уверен в том, что мы выполним его приказания. Но…
— Но?..
— Но ты сам понимаешь, что жизнь Мэк-Кормика для нас священна, и мы не можем посягнуть на нее.
— Ты прав, мирза Низам, — сказал Рашид. — Я скорее дам отсечь себе обе руки, чем подыму их на Мэк-Кормика.
— Скажи, — обратился Рашид к гонцу, — где теперь находится Ораз-хан?
— Он живет вблизи наших врагов, в главном городе франков.
— Почему не едет он в Кон-и-Гут, где его встретят не только с почетом, но и с любовью? Ведь эта пядь земли — пядь его родной земли!
Белуджистанец взглянул на Рашида и воскликнул:
— Слушай! Мать Ораз-хана, дочь раджи Каунпора, была кротка, как лань, но она родила льва. Прыжок льва велик, и пяди земли ему мало!
— Скажи мне, — обратился мирза Низам к гонцу, — не говорил ли тебе Ораз-хан, кому я должен передать власть в мой смертный час?
И на протестующий жест Рашида добавил:
— Он близок, мой смертный час. Говорю это, потому что чувствую, как быстро тают мои силы, словно горный снег под лучами солнца.
— Отец мой, — отвечал гонец, — когда ты заболел в прошлом году и твой Абдулла прибыл к Ораз-хану с этим печальным извещением, Ораз-хан сказал:
«Я верю, что Аллах продлит жизнь мирзе Низаму до того момента, когда все будет готово».
— Когда все будет готово? — задумчиво переспросил мирза Низам.
— Да, так он сказал.
— Готово для восстания?
— Да.
— Боюсь, не дожить мне до счастливого часа! Не говорил ли Ораз-хан о Рашиде? Рашид ведь мой преемник?
— Он сказал: «Пусть Рашид съест сердце черного ворона. Он отвечает за сохранность втайне посланного в Кон-и-Гут груза».
— Он так сказал? — воскликнул Рашид.
— Да, — отвечал гонец.
— Знаешь ли ты, что это значит?
— Знаю. В Роканде так говорят тому, чья жизнь в смертельной опасности.
— Значит, действительно, развязка близка! — воскликнул Рашид. — Я не сомневался в тебе, белуджистанец, но теперь вижу, что ты знаешь столько же, сколько и я, и даже больше, так как тебе доверил Ораз-хан то, чего не хотел доверить даже мне.
— Напрасно ты думаешь так, Рашид.
— А тайна груза?
— Но тайна, в которую он тебя пока не посвящает, не его тайна, а общая. Это тайна всех нас, и о ней дано знать немногим! Я хочу сказать: только те проникли в нее вполне, кто выбран на верховном совете начальников вождями восстания.
— Кто они?
— Ораз-хан, раджа Каунпора и эмир белуджистанский.
— Рашид! — тихо сказал мирза Низам.
— Слушаю тебя, отец.
— Завтра, еще до наступления празднества, ты узнаешь тайны пещеры. Тогда же я отдам тебе все нужные распоряжения. А теперь проводи гостя. Ему пора отдохнуть.
С этими словами мирза Низам поправил огонь в костре и жестом руки дал понять собеседникам, что разговор окончен.
Вдали жалобно выла гиена.
Мирза Низам остался наедине с блистающими звездами.
Наедине…
Каждое живое существо на земле знает, что такое одиночество, но одиночество в пустыне есть нечто совершенно особенное.
Оно не молчание. Оно — гармония.
Вы хотите ее ощутить? Пустыня дает вам эту возможность. Однообразная мелодия ее, — первое, что ощущается — есть часть мелодии вселенной, ее ритм — бесконечно большой ритм — есть ритм мира.