Бриллиант
Шрифт:
— Я не знаю, что случилось. Простите меня, махараджа, я не хотела вас оскорбить.
— Ладно, думаю, что пора заканчивать развлекаться и обратиться к настоящим делам, — принц заметно покачнулся, поворачиваясь к Тилсбери. — Вы не устали играть в игры разума? Вы действительно считаете, что это было необходимо сделать именно сегодня, в лучшую из всех ночей?
— Принц, вы должны верить мне, здесь нет никакого обмана, — ответил Тилсбери, направляясь к двери. Он позвал Уильяма, чтобы тот убрал осколки вазы и принес новые свечи. Я смотрела, как он выходит из комнаты, и увидела, что Чарльз с беспокойством взглянул на меня, мама сильно побледнела и попросила меня остаться. Некоторое время Дулип оставался рядом со мной и ошеломленно наблюдал за происходящим. Я чувствовала себя опустошенной и очень виноватой, мысленно умоляя, чтобы принц не подумал, что я хотела причинить ему боль или предать его.
— Я не могу желать вам зла, — мягко уверил он, — хотя сегодня вечером вы видели все тайны моей души. Вы умеете читать чужие мысли?
— Сама не знаю, как и откуда пришли эти слова, — ответила я, поскольку один из его людей вновь появился в дверном проеме, пытаясь обратить на себя внимание. Но, желая высказаться, я коснулась рукой его мягкого бархатного рукава и сказала:
— Вы позволите добавить кое-что, прежде чем вы уйдете?
Принц махнул рукой своему человеку, сказав несколько слов на непонятном мне языке, и приготовился внимательно слушать. Я заговорила снова:
— Боюсь, что вы не обрадуетесь этому, но я вижу старика с темной морщинистой кожей, длинной белой бородой и усталыми глазами. Он плачет. Он указывает на вас и говорит, что должен вам что-то сказать.
— О нет — это снова мой отец! Почему он всегда является вам, гадалкам? Старый дурень, что никогда не отдыхает? — вздохнул он, устало улыбаясь хотя теперь выглядел более доброжелательно, чем прежде с мамой.
— Не знаю. Он только желает говорить через меня, поскольку уже пробовал говорить через мою мать, — тряхнув головой, я попробовала понять смысл путаных изображений, стремительно проносившихся в моем сознании, и открыла рот, чтобы произнести предсказание старика…
«Остерегайся ложных советников. Что сделано, то сделано. Историю нельзя изменить. Это принесет только горе. Твоя мать будет соблазнять тебя мечтами о былом великолепии, но ее видения только мираж. Ты женишься, будешь иметь детей, но все они окажутся бесплодны, династия закончится со смертью последнего из них. Эта семья больше не будет править на своей родной земле. Знай это. Прими это. Цени то, что имеешь, и будь счастлив, иначе тебя ждет самая горькая участь».
Какое-то мгновение Дулип молчал, но, когда я попробовала заговорить снова, он занес руку, как будто для удара, остановив ее только в последний момент. Его темные глаза вспыхнули от ярости, а голос прозвучал очень резко:
— Как вы смеете говорить такое в лучшую из всех ночей? Они приказали вам сказать это, пытаясь заставить меня бросить бриллиант? Вы выступаете от имени королевы или кампании, пытаясь сохранить могущество империи? Я понимаю, что везде, где бываю, есть шпионы. На чьей вы стороне, мисс Уиллоуби?
— Но вы сами знаете, что никто не может обладать Кохинором. Проклятие сильно…
— Но он нужен не мне… — вздохнул он. — Разве вы не понимаете? Это для моей матери. После всех мук и страданий, что она перенесла в течение всех тех долгих лет заключения, оторванная от мира, вы даже не можете себе это представить. Раньше мы каждый день выезжали на украшенных драгоценными камнями слонах и лошадях; нас ждали сотни слуг, которые подносили прямо к нашим кроватям большие серебряные подносы, до краев наполненные бриллиантами, рубинами, сапфирами и жемчугом, и самой большой нашей проблемой было выбрать, что надеть в тот или иной день. Мы жили словно в раю, гуляя по великолепным мраморным дворцам, окруженным пышными зелеными садами, и, когда я оглядываюсь назад, вспоминаю свое детство, озаряемое криками павлинов, прохаживающихся по мозаичным дорожкам с белыми хрустальными фонтанами, переливающимися, как миллион бриллиантов. Моя мать была рубином в короне дворца, ее желали все мужчины, а ее безупречной красоте и остроумию завидовали все женщины. Но все это рухнуло в один день, нас разлучили. И когда я, тринадцать лет спустя, увидел ее снова, она стала слепой и немощной, она выглядела старше своих лет. Почему я не должен желать возвратить то, что по праву принадлежит ей, — вещь, о которой она мечтала и тосковала все это время? Вы знаете, когда они захватили мою страну, то забрали из нашего королевского дворца все до последнего и продали с аукциона — даже посуду с кухни. «Лахор конфисковал собственность», так называли они это… и затем, все еще неудовлетворенные, решили «конфисковать» и меня! Теперь я намерен восстановить справедливость, вернуть мир и спокойствие в последние годы жизни матери. Нас обманули, нас слишком долго кормили фальшивыми обещаниями. Даже теперь они оскорбляют меня, удерживая деньги, которые все еще должны по соглашению. Я так устал от этих интеллектуальных игр, этой рутины, в которую превратилась моя жизнь. В ней ничего нет, кроме посещений охотничьих вечеринок и выступлений в качестве заморского чуда на общественных мероприятиях. За короткое пребывание здесь моей матери я узнал от нее очень многое. Она открыла мне глаза на происходящее, хотя ее собственные слепы. Она помогла мне понять свое истинное предназначение…
— Но вы же никогда не сможете признаться, что обладаете бриллиантом, — сказала я. — Если о воровстве станет известно…
— Ах! — он горько засмеялся, — она боится за безопасность ее воровского логова! Не переживайте, моя милая мисс Уиллоуби. Мне нетрудно сохранить эту тайну. Кох-и-нор не какой-то пустяк, чтобы им хвастаться или показывать. Обладать им — более чем достаточно… пока что. — Его зловещая угроза тяжело повисла между нами. Холодно и натянуто улыбнувшись, он прошептал: — Я сейчас уйду, но, надеюсь, в будущем вы придержите свой язык.
И он был не первым человеком в этой комнате, который настаивал на том, чтобы я молчала.
Я осталась сидеть в одиночестве. Я сожалела, что вечер закончился так ужасно, и решила выйти на балкон подышать прохладным ночным воздухом. Глядя на черные контуры кустарников и деревьев в саду, чувствуя только печаль за принца Дулипа, я с трудом сдерживала слезы. Независимо от того, о чем он мечтал, я знала, что его надеждам не суждено сбыться. Кража бриллианта могла принести только несчастье… Его мать умрет, хотя не скоро, но она успеет посеять в его сердце такие тревожные семена, которые принесут ему лишь горе. Повторяя слова его отца, я мысленно увидела Дулипа в среднем возрасте, едва узнав в полном лысом человеке его, который однажды будет стоять на коленях, плача и хватая Викторию за подол ее платья, и просить у полной пожилой женщины прощения. А позднее, в конце его жалкой одинокой жизни, со сломленным из-за интриг духом, он в припадке упадет на грязный потрескавшийся пол. Но даже перед смертью навязчивая идея вернуть потерянный трон все еще будет нависать над ним, словно серое облако гибели. Красивый молодой человек, которого я встретила здесь этим вечером, не хотел избежать этой участи, и ничто не могло изменить это. Выбор, который он сделал, был обречен из-за проклятия бриллианта.
Услышав внезапный слабый шелест позади себя, я увидела, что шторы начали раздвигаться. Когда я повернулась, то увидела там Чарльза, за спиной которого упали занавески, скрыв нас обоих. Улыбаясь, он протянул ко мне руки, и я почувствовала сильное облегчение, воскликнув:
— Чарльз. Я так сожалею! Если бы только я могла что-нибудь сделать, чтобы все изменить…
— Иди сюда, дай мне тебя обнять. Не волнуйся. Дулип так рад получить камень назад, он не будет долго сердиться. Все закончилось, Алиса. И я богат, как и говорил тебе! — он говорил очень тихо, с тревогой оглядываясь на двери. — Где мы можем встретиться и когда? Теперь мы должны действовать быстро. Я знаю, что Тилсбери захочет в скором времени покинуть Англию, и я не буду рисковать, дав ему забрать тебя. — Он приблизился, пытаясь меня обнять, но я сопротивлялась, отстраняясь и чувствуя себя озадаченной.
— Что происходит, Чарльз? Те способности, которыми, как они говорят, я обладаю — я не хочу этого. Что это за дар, который заставляет людей ненавидеть тебя. Сначала Виктория и мама, а теперь Дулип и я. Мама и Тилсбери втянули меня во что-то развращенное и зловещее, в мир, где я не могу контролировать свои действия. Я не желаю иметь ничего общего с этим «видением» — так же, как и с ребенком, которого ношу. Я так боюсь будущего, всего. Но если ты все еще мой друг и не возненавидел меня…
Чарльз выглядел обеспокоенным.
— Алиса, не волнуйся, — пробормотал он. — Мы скоро будем вместе. Я заберу тебя. Мы сбежим от них. Обещаю, что ты не будешь больше иметь ничего общего с этим. Я понимаю, почему он так ценит твой дар. Ему это нужно для его исследований. Я был свидетелем многих спиритических сеансов в этом доме и знаю, что лишь немногие дают такой драматический результат, который мы наблюдали сегодня вечером. Он сделал паузу, а потом спросил: — Но о каком ребенке ты говоришь? Бедная Алиса, этот вечер вызвал у тебя такие странные фантазии…