Бриллиант
Шрифт:
Наконец приведя меня в порядок, мама расслабилась и начала убирать простыни, застилая кровать. Краем глаза я заметила что-то и, когда повернулась, увидела, что это был Тилсбери, почти незаметно прятавшийся за дверным проемом. Как долго он следил за мной? В то время как мама работала, не подозревая о его присутствии, наши глаза сошлись в долгом молчаливом взгляде, пока он не нарушил молчание:
— Я послал за Нэнси. Она переедет сюда и будет заботиться о тебе, когда мы отсутствуем. У нас с твоей матерью есть несколько важных дел, к тому же нам необходимо подготовиться
— …и конечно, перед нашей свадьбой! — обиженно встряла мама. — Хотя, конечно, в сложившейся ситуации это афера.
Что я могла на это возразить? Все это было спланировано заранее. Мои желания вообще не имели для них никакого значения. Я отпила немного чая, который оказался ужасно сладким, но мама настаивала, что сахар полезен, так как употребление глюкозы ускорит мое выздоровление. И я, должно быть, снова заснула, потому что, когда открыла глаза, разбуженная внезапным грохочущим звуком, комната почти уже погрузилась во мрак. Затаив дыхание, я наблюдала, как блестящая медная ручка с внутренней стороны двери начала медленно поворачиваться, и в тот момент, когда я собиралась воскликнуть, дверь открылась. Это была Нэнси. Она держала груду нового белья, свисавшего с ее рук, и с беспокойством смотрела на меня. Но теперь притворная жалость этой девочки больше ничего для меня не значила.
— Что же вы делали вчера вечером, мисс? Ваше серое шелковое платье почти испорчено, оно все еще сохнет внизу. Но я принесла вам некоторые вещи из дома, а также пару книг, все ваши кисти и краски и ваше шитье — все, чтобы вы не скучали.
Мысль о моих иглах и то, как Нэнси интерпретировала тот вечерний визит Тилсбери в мою комнату, вызвала у меня отвращение:
— Зачем мне это понадобится здесь? Забери все это. Я хочу домой, в свою комнату, прямо сейчас. Я ненавижу это место. Мне кажется, что я в ловушке, в какой-то темной ужасной яме.
— Но миссис Уиллоуби говорит, что вы должны оставаться здесь, пока не поправитесь. Она говорит, что любое движение может причинить вред, принимая во внимание ваше состояние.
— Но со мной все в порядке! Я не больна. Я хочу одеться и уйти, прямо сейчас! — и, спрыгнув с кровати, я быстро стала перебирать груды одежды, которые она принесла, но там не было ни одного платья, только длинные ночные рубашки и платки.
— Все ваши платья остались на Кларэмонт-роуд. Они не понадобятся вам здесь.
— О… Я поняла… — я, ошеломленная, тяжело опустилась на матрац, поскольку ужасная правда начала проясняться: — Значит, они хотят держать меня в заточении!
— Конечно, нет! Вы просто должны выздороветь… посмотрите сюда, — она обвела взглядом комнату, — …здесь вы можете делать, что пожелаете. Я буду спать наверху, — она улыбнулась с явным превосходством, — так что, если вам что-либо потребуется, днем или ночью, вам нужно только позвонить. И взгляните, — она указала на стеклянную вазу на маленьком мраморном столике, — он даже прислал свежие розы.
На это я горько рассмеялась. Нэнси странно посмотрела на меня,
— Если проголодаетесь, пирог на столе. А если захотите что-нибудь другое, то скажите мне, и для вас все приготовят. По-моему, остались отбивные, может, вы…
— Конечно, ты должна хорошо знать этот дом, не так ли, Нэнси?
Я заметила, что она сильно удивилась.
— Чарльз рассказал мне, как вы жили здесь. И как странно, что ты никогда не упоминала об этом, хотя ваш предыдущий владелец, которому ты столь очевидно выказываешь такую преданность и верность, так часто приходил к нам!
— Мне незачем было говорить об этом, — ответила она, почувствовав враждебный вызов и покраснев, нервно разглаживая руками передник. Я начала опасаться перспективы провести взаперти здесь часы, наедине с этими угнетающими зелеными стенами и Нэнси, моей строгой грубой сиделкой. Она подошла и сильно сжала мою руку: — Идите в гостиную, пока я меняю простыни. Позже я принесу немного горячей воды, чтобы помыться, позже…
— Спасибо, — пробормотала я, позволяя вывести себя за дверь. — Ты так внимательна.
Комната, в которой мы теперь оказались, была украшена фресками, такими же, как в спальне, еще там имелась одна дверь, через которую, как я предположила, Нэнси пришла из прихожей. Но теперь она была заперта. Я села на стул около очага, вдыхая его душный аромат и чувствуя, как плотная зеленая листва стен пытается поглотить меня. Я напряженно сжала руки на коленях, пальцы моих ног, освобожденные из шлепанцев, елозили по мягкой шелковистой поверхности коврика из овчины. Я знала, что должна сдерживаться, не позволяя своему разуму блуждать, иначе я не выберусь из этого темного заколдованного мира. Внезапно, почувствовав порыв, я крикнула:
— Я предполагаю, что ты знаешь, что я видела Чарльза вчера вечером.
Я услышала мягкий скользящий звук падавших на пол простыней, она подошла, встала в дверном проеме и спросила:
— Тогда вы знаете, что он отсутствовал?
— Да. И теперь он также знает о… об этом ребенке. Поэтому я думаю, что больше не увижу его… — я говорила спокойно, не обнаруживая гнев и смятение.
Нэнси закусила губу и опустила глаза, прежде чем ответить:
— Это к лучшему. Я знаю, что Чарльз беспокоится о вас… но он хороший человек и…
Я сорвалась на крик:
— Ты хочешь сказать, что я плохая женщина, что я совратила его?
Она не ответила и отвернулась, возвращаясь к своей работе. Я закрыла руками лицо и тихо заплакала. Но некоторое время спустя она снова обратилась ко мне:
— Пожалуйста, мисс Алиса, не расстраивайтесь так. Я вовсе так не думаю. Я уверена, что нас ждет лучшая жизнь в Нью-Йорке… мы забудем о прошлом, начнем все сначала.
— Так ты тоже едешь в Америку? Мне начинает казаться, что ты не любишь своего брата. Как ты могла спокойно смотреть, как его обвиняют в том, что он отец этого ребенка, навсегда запрещая ему видеть меня, и как ты можешь оставить его, единственного родного тебе человека, и уехать в чужую страну?